На этом 50-летней давности снимке – двое молодых людей. В далеком 1957-м у них все было впереди – трудная послевоенная жизнь, работа в 21 НИИИ, прочная семья, заслуженное уважение коллег и друзей. Вот только свою военную юность супруги-бронничане ИГНАТЬЕВЫ будут помнить даже спустя десятилетия: очень уж глубокие отметины оставили в их памяти грозовые 40-е и повлияли на всю биографию. В 2007-м, когда ветераны станут отмечать свою золотую свадьбу, они обязательно вспомнят пережитое. И расскажут потомству о том, какая эта великая радость – жить, трудиться и праздновать под мирным небом.
УСерафимы Александровны, в 15 лет оказавшейся на легендарном Ораниенбаумском плацдарме, своя правда о войне и обороне Ленинграда. Она не понаслышке знает о том, как в конце 1941-го здесь, на узкой, всего в 50 км, полосе вдоль Финского залива, красноармейцы 8-ой армии вместе с двумя бригадами “морпехов” при огневой поддержке береговой и корабельной артиллерии Балтфлота день за днем сдерживали натиск ударной германской группировки, рвавшейся в осажденный город на Неве. А Петергоф – город-музей, где прошло ее детство, стал передовой. Эвакуироваться со всеми Серафима не успела. Ее отец, руководивший противовоздушной обороной города, даже слышать об этом не хотел. Он, как и многие в то время, был уверен: немцев скоро отбросят и погонят назад. Но фашисты, наступая, вскоре прорвались на Петергофский вокзал и отрезали все отходные пути. Враги оказались всего в паре километров от их дома, который вскоре сгорел от бомбежки. Семья покинула кров, ничего не успев взять из имущества, из нужных и памятных вещей.
Прибавив себе год, девушка записалась в сформированный на ж/д станции Лебяжье военно-восстановительный батальон. И, как многие сверстницы, не жалея сил, каждый день трудилась на ремонте подъездных путей, заготовке дров для двух бронепоездов, базировавшихся на станции, на расчистке завалов после постоянных бомбежек и артобстрелов. Здесь было, как на фронте: стремясь любой ценой уничтожить одну из опорных баз Ленинградского фронта, фашисты буквально засыпали ее бомбами и снарядами.
Наш женский взвод поселили в одной из дворцовых пристроек Ораниенбаума, – рассказывает моя собеседница. – Когда-то здесь жили фрейлины императорского двора, а в 41-ом в этот заповедный мир вторглась война…
Серафима Александровна до сих не может без негодования говорить о том, какую великую рукотворную красоту хотели уничтожить завоеватели в этих исторических местах. Она рассказывает, как местные жители, не щадя жизни, укрывали от бомбежек, зарывали в землю уникальные памятники, украшения и статуи знаменитых на весь мир фонтанов Петродворца…
Выбиваясь из сил под тяжестью двухметровых бревен, девушки подтаскивали их к прибывшему на станцию составу. Бронепоезда загружали по ночам и как можно быстрее: ведь за каждым поездом немцы вели настоящую охоту. Локомотивы топили дровами, которые были необходимы экипажу, как вода и боеприпасы. Часто немецкие самолеты появлялись в разгар погрузки, но женская бригада не уходила в укрытие. Работали под вой пикирующих “юнкерсов” и залпы зенитных орудий. От света прожекторов и взрывов авиабомб становилось светло, как днем…
До сих пор с ужасом вспоминаю эти ночные бомбежки, – говорит Серафима Александровна. – Смерть, казалось, кружила прямо над нами: осколки тяжелым градом били по насыпи и рельсам, впивались в бревна, которые мы грузили. Рядом часто падали раненые, убитые… Помню, как сама едва уцелела, когда неподалеку рванул тяжелый фугас, и меня, едва успевшую залечь за насыпью, с головой засыпало комьями земли…
Таким запомнила лицо войны вчерашняя школьница. Перед глазами до сих пор лица погибших, умерших от ран подруг из их бригады. Но еще страшнее оказался блокадный голод…
Она и сегодня не может равнодушно смотреть, когда кто-то выбрасывает хлеб в мусорный бак. Сразу вспоминаются голодный 1942-й, беспросветное житье на одном подножном корму: даже без скудного блокадного пайка. Особенно губительной для защитников плацдарма стала первая военная зима. Они, как и жители Ленинграда, попали в тяжелейшее положение: часто баржи с продовольствием фашисты уничтожали прямо на фарватере Финского залива при подходе к окруженному “пятачку”. И тем самым обрекали его защитников на голодную смерть. В Ораниенбауме и Лебяжьей, как она вспоминала, тогда не стало ни собак, ни кошек – в пищу шло все, что можно и нельзя было есть… Сотни людей, умерших от истощения и лежащих там, где их настигла смерть, стали привычным явлением для сурового быта тех лет. Сандружинницы собирали обледеневшие трупы на улицах, выносили их из промерзших квартир… Пожалуй, именно тогда она, как и все блокадники, узнала настоящую цену даже маленькому кусочку черствого пайкового хлеба. Ведь сколько знакомых и не знакомых ей людей он мог спасти от голодной смерти…
Наверное, не только общее место работы, обоюдная симпатия, но и схожесть биографий свела вместе в послевоенном Петергофе немало повидавшую Серафиму и Леонида Игнатьева – молодого офицера, выпускника военно-транспортной академии, попавшего по распределению в здешний оборонный НИИ. В составе 27-го полка 11-ой стрелковой дивизии Брянского фронта бывший фронтовик участвовал в первых наступательных операциях, в самых кровопролитных боях под Сталинградом и на Курской дуге. Тяжелое ранение Леонид получил при штурме г.Карачева. О нем ему до сих пор напоминает изуродованная крупным осколком нога. Ее сначала хотели ампутировать, потом долго лечили – раненый солдат сменил четыре госпиталя. Но на передовую уже не попал: его направили на учебу в Одесское артиллерийское училище, которое успешно окончил в декабре 1945-го.
С тех пор Игнатьев навсегда связал свою судьбу с “оборонкой”. Познакомившись с молодой сотрудницей НИИ, пережившей блокаду и награжденной медалью “За оборону Ленинграда”, он сразу понял: это на всю жизнь. Шли годы, менялись гарнизоны и места жительства. Два близких по воспитанию и образу жизни человека, раз и навсегда связав свои судьбы, поровну делили тяготы не обустроенного быта, во всем поддерживая друг друга. Вместе участвовали в восстановлении Петергофа, вместе перебрались потом в подмосковные Бронницы. Как и другие офицерские семьи, намыкались по чужим углам. Даже своего скарба поначалу не было: лишь казенная мебель с инвентарными номерами. Только через годы, когда развернулось на новом месте большое хозяйство 21 НИИИ, поднялся на пустыре институтский городок, Игнатьевы получили долгожданную квартиру.
Дополняя друг друга чем-то, как им кажется, очень важным, они вспоминают прожитые десятилетия, снимают с полок старые альбомы, показывают мне своих друзей, знакомых на снимках 60-х, 70-х, 80-х… В те годы институтский коллектив был, как одна большая семья. Многие офицерские семьи дружили между собой. Умели слаженно и добросовестно работать, весело, сообща отмечать праздники. Каждый год для них по-своему памятен, каждый оставил свой след в биографии…
За совместные полвека им довелось пережить многое. И хоть не все сложилось, как хотели, они не жалеют об этом. Оба честно трудились: он дослужился до полковника, руководителя отдела, и она не отставала от мужа, стала верной подругой и помощницей во всех делах. Сообща вырастили сына, продолжившего офицерскую династию Игнатьевых. И если бы не развальные 90-е, он по сей день служил бы в российской армии… А еще ветераны раз и навсегда привязались к Бронницам. Даже, когда появилась возможность сменить место жительства, остались здесь. Слишком многое связало их с этими местами, слишком много они теперь значат в их жизни.
Валерий ДЕМИН