«...ЗА НЕДОКАЗАННОСТЬЮ ОБВИНЕНИЯ»
0
1723

 С почти столетней давности снимка смотрят мужчина в военном френче без погон и, стоящая подле него, скромно принарядившаяся женщина. Вид, вроде, праздничный, но, кажется, на их сосредоточенных лицах лежит тень тревоги и некой обреченности... Таких старинных, уже размытых десятилетиями фото - немало в семейных альбомах бронничан. На каждом - запечатленные мгновения чьей-то судьбы, нередко трагической, изломанной суровыми реалиями прошлого века. Людям, чья биография совпала с давно ставшими историей, годами 'большого террора', довелось пережить много страха, горя и несправедливости... Об одной такой давней трагедии, оставившей детей без отца, а семью - без кормильца, до сих пор помнит бронницкая пенсионерка Анна Васильевна АЛЕКСАНДРОВА.

Она из тех, кто дорожит памятью родных и аккуратно, год за годом, ведет семейные альбомы. Супружеская чета на вековом снимке - ее родители: Василий Пахомович и Анастасия Гавриловна. Оба - обычные добросовестные, привыкшие к труду жители Орловщины. Отец, получивший начальное образование, сначала был волостным писарем, затем - секретарем Верхне-Дрезгаловского сельсовета, а перед арестом - помощником счетовода колхоза 'Памяти Боброва'. Мать - домохозяйка, воспитывала семерых детей.

Беда пришла в дом, когда Ане было 10 лет, осенью 1937-го. Произошло все неожиданно для семьи и как-то очень обыденно: утром сосед сказал, что пом.счетовода срочно вызывают в сельсовет и добросовестный Василий Пахомович ушел туда, даже не позавтракав. Ушел и... пропал. Мать, обеспокоенная его долгим отсутствием, сама направилась следом, захватив с собой узелок с едой. Но в сельсовете ее не пустили к арестованному мужу. А на следующий день, когда набралась группа, его вместе с другими под охраной увезли в райцентр. А потом, как в воду канул: ни слуху, ни духу...

- Вскоре к нашей семье стараниями местных властей приклеили позорный ярлык 'враги народа', - вспоминает Анна Васильевна. - Жили очень трудно: мы стали чужими в родном селе. Прокормить матери младших помогали мои уже взрослые братья: 23-летний Василий и 17-летний Алексей. От голода нас поначалу спасали свое подворье. Потом наш дом конфисковали и мы ютились сначала у жены брата, а после в маленьком заброшенном чулане. Многие знакомые бросали на нас недобрые взгляды. Даже те, кому отец не раз помогал, из-за страха быть арестованными перестали с нами знаться... Мы все время ждали, когда от увезенного неизвестно куда папы будет хоть какое-нибудь известие. Никто не мог понять: за что посадили спокойного, добросовестного, далекого от политики человека. Мать по ночам вставала от любого ближнего стука или голоса. Бывало, даже выходила за околицу и подолгу смотрела вдаль, словно хотела первой встретить возвращающегося домой отца…

А вот наконец месяца через два-три, как вспоминает моя собеседница, им с оказией передали весточку без обратного адреса, где отец своим убористым почерком сообщил, что ему дали 10 лет лагерей... Причем, судили бывшего колхозника, как и многих в то время, заочно, зачитали только постановление особой 'тройки' при УНКВД. И прежняя жизнь для него навсегда закончиалась...

Куда именно этапировали осужденного после приговора, родные не знали. В своих письмах отец лишь скупо сообщал о себе и том, что выживать в Заполярье, на скудном лагерном пайке ему становится все труднее. Шли годы и уехавшие из деревни сыновья, не раз пытались узнать точное место заключение родителя и по возможности хоть как-то облегчить его участь. Но уже на уровне местных властей их попытки всякий раз жестко пресекались... Иные суровые начальники даже угрожали не в меру настойчивым парням серьезными карами за связь с 'врагом народа'. Впрочем, обиды на царивший тогда произвол органов, не озлобили детей репрессированного. И Василий, и Алексей сразу после гитлеровского нашествия ушли на фронт. Первый воевал на Балтийском флоте, сам прошел ужасы плена, а второй, который до войны учительствовал, героически погиб в 41-ом. Никто из них так никогда уже не увидел своего отца. Без него, как вспоминает Анна Васильевна, выросли младший брат Витя и они, дочери.

Подрастая младшие, следом за старшими уезжали из деревни. Ибо терпеть нападки недоброжелателей было очень тяжело. Похоже, и репрессировали главу семьи, как считает Анна Васильевна, по чьему-то доносу. Ведь работящего Василия Пахомовича в селе считали зажиточным крестьянином: хозяйство у них, даже в развальные 20-е, было крепким. В колхозники Филимоновы не спешили и 1931-м их раскулачили: подчистую отобрали и скот, сельхозинвентарь и все запасы зерна. После налета и грабежа комбедовцев многодетная семья осталась без крошки хлеба. Самая маленькая из сестер – Ниночка не смогла тогда пережить жуткую голодуху. Мать всю оставшуюся жизнь горевала о ней... Если бы отец со старшим сыном в те страшные годы не скрылись на время из деревни, то его жизнь, как вспоминает очь, оборвалась бы еще в самом начале 30-х…

Впрочем, самые рьяные «борцы против кулачества» в разгар нового витка большого террора припомнили бывшему 'богатею' его «темное» прошлое, сообщили куда следует. И ретивые чекисты, выполняя указания свыше, сразу взяли «затаившегося врага» в свой оборот, подвели под политическую статью... Даже членство в колхозе не помогло… Только вот кулаком и мироедом Василий Пахомович, судя по воспоминаниям родных, никогда не был. Зато, как и многие, попавшие в те годы под каток репрессий, считался самым образованным человеком в селе. Многие сельчане часто приходили к нему с просьбой помочь написать нужный документ или прошение. И отец, как вспоминает дочь, никому не отказывал. Однако ни добрые дела, ни добросовестная работа не зачлись ему ни при аресте, ни в заключении. Филимонов, судя по всему, хлебнул лагерного лиха полной чашей…

Годы спустя, когда с высоких трибун станут разоблачать культ личности и сталинский произвол, произошедшее с сотнями тысяч таких людей, таких, как он и его семья, назовут «перегибами», издержками классовой борьбы в деревне. Только вот невинно погубленных человеческих жизней никто уже не вернет… Василий Пахомович выдержал только половину назначенного ему срока. Когда его перегнали по этапу в другой лагерь, в Архангельской области, ему стало легче: разрешили работать по прежней своей специальности - счетовода. Но, как видно тяжкий лагерный быт, скудная баланда и каторжный труд к тому времени уже изрядно подорвали силы и здоровье. Заключенный, как сообщили семье, умер в лагере от воспаления легких в 1942 году, в возрасте 56 лет.

После войны Анна Васильевна вышла замуж за военного и переехала в Бронницы. В период хрущевской «оттепели» они всей семьей стали добиваться пересмотра отцовского дела, восстановления его доброго имени. И через 21 год после его ареста им это удалось. Анна Васильевна читает мне строки из решения Липецкого областного суда, датированного 22 ноября 1958 года: «Постановление особой тройки при УНКД по Орловской области от 27 ноября 1937 года в отношении Филимонова В.П. отменить и дело производством прекратить за недоказанностью обвинения». Вот так наскоро, без доказательств, тогдашняя власть арестовала, осудила и погубила невинного человека - мужа, отца, главу большой семьи. А потом, через годы, когда его уже не стало, цинично признала, что судить пом.счетовода было не за что. Доказательств вины нет... Вот такая история, о которой до сих не может забыть бронницкая пенсионерка, случилась с ее мужем более семи десятилетий назад. Мы рассказали о ней, чтобы наши современики знали о происходящем в те страшные годы из первых уст. И никогда не допускали повторения произвола.

Валерий ДЕМИН


 

Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий