Бронницкие НОВОСТИ

В этом году минуло 70 лет со времени одного из самых драматических и забытых событий первых лет Великой Отечественной войны – окружения и уничтожения германскими войсками крупной группировки РККА под Харьковым. Среди тысяч красноармейцев, попавших в харьковский “котел”, был и наш земляк – рядовой 139­го полка Николай Иванович ГОЛОЩАПОВ. В 1­м томе “Книги Памяти Солдаты Победы города Бронницы” о нем есть всего несколько строк: “...красноармеец, 1923 г.р., Бронницкий р­н, призван в 1941 г. Бронницким РВК. Пропал без вести в апреле 1942 г.” Найти более полные сведения о трагической судьбе без вести павшего солдата помогла активная поисковая деятельность нашего раменского автора, его интерес к военной истории края.

С большой долей вероятности можно утверждать, что будущий красноармеец родился 16 февраля 1923 года в Рыболово (по сведениям Бронницкого РВК). Кроме этого, дома – по адресу г.Бронницы, ул.Красная, 53, его ждала сестра, Садыкова Татьяна Ивановна. Этот же адрес указан в карте пленного Голощар Н.И., только в ней записана не сестра, а мать Ольга (отчества нет). Да и в списках умерших в шталаге №326 есть, только уже Голощак Н.И., с тем же адресом. Есть и еще один документ из Российского государственного военного архива (РГВА), карточка “попал в плен”. Она заведена на Н.И.Голощап из 139­го стрелкового полка, также 1923 г.р. и также из Бронниц. Это уже четвертый вариант фамилии. Если сопоставить все эти документы, то их объединяют созвучная фамилия, имя, отчество, год рождения, место службы, дата пленения и смерти, а значит можно утверждать, что и Голощар, и Голощак, и Голощап, это один человек – числящийся пропавшим без вести Голощапов Николай Иванович. Воевал он в 41­й стрелковой дивизии в 139­м полку. Да и в плен попал 26 мая 1942­го там же, под Харьковом. Погиб в плену в Stalag­326.

Итак, Харьков 1942­го. Наступление, котел, гибель или плен более 200 тысяч наших солдат, офицеров и генералов. Что же произошло? Не стану рассматривать проблемы стратегии и тактики РККА. Так ли это важно для солдата, отрывшего свой окоп или изготовившегося к атаке? Для солдата все по­другому, его стратегия не на карте, а перед ним. И как печально, если солдатские жертвы впустую. Почему так случилось? Ответ у военных историков. Я – не историк. Я хочу рассказать, где и как пришлось воевать нашим землякам, и при каких обстоятельствах они попали в плен. Плен – это не их выбор, это судьба такая.

Немного о дивизии. 41­я стрелковая первого формирования встретила войну у границы и “сгорела” в киевском “котле”. Под Харьковом воевала дивизия второго формирования. Объединяет эти дивизии только номер. Под Харьковом дивизия входила в состав ударной группировки 6­й армии и насчитывала около 11,5 тысяч человек. Боевой опыт имели только 1500 бойцов и командиров, а чуть более 2,5 тысяч человек – вообще бывшие заключенные, что создавало значительные сложности с дисциплиной. Для наведения порядка пришлось даже провести несколько показательных расстрелов наиболее провинившихся. Вот в таком проблемном составе дивизия и приближалась к своему краху.

После удачного наступления под Москвой Ставкой ВГК было принято решение о нанесении нескольких ударов на различных фронтах, чтобы не дать возможности немцам сконцентрироваться всеми силами на новом направлении. Один из таких ударов планировалось нанести в районе Харькова. Не ставлю целью рассмотреть ход операции в целом, скажу лишь, что она была неудачной. Две наши группировки с 12 мая 1942­го севернее и южнее Харькова в ходе тяжелейших боев пытались взломать оборону немцев и даже в южной части углубились в нее на 25 – 40 км. По ширине прорыв был около 50 км. Но не умели еще наши военачальники грамотно наступать. И какой же кровью эта наука давалась!

19 мая войска получили приказ – наступление прекратить и закрепиться на занимаемых рубежах. Одной из углубившихся в оборону немцев дивизий была 41­я стрелковая. Немцы же 20 мая провели свои классические удары в основание образовавшегося выступа, и в очередной раз в окружении оказались 21­я стрелковая и кавалерийская дивизия, два танковых корпуса, пять танковых бригад, другие части и подразделения.

Конечно же, предпринимались попытки для прорыва немецкого кольца. Вот как описывал впоследствии одну из них германский солдат из противостоящей нашим частям 1­й горной дивизии: “Через несколько часов после того, как наша дивизия заняла свои позиции, ночью с 25 на 26 мая начался первый прорыв окруженных войск. С чудовищным рокотом, в озаряемой осветительными ракетами ночи, русские колонны, плотно сжатые, под пронзительные команды своих офицеров и комиссаров катились на наши позиции. Мы открыли бешеный оборонительный огонь. Вражеские колонны пропахали нашу тонкую линию обороны, забивая и закалывая все, что стояло на их пути, оступаясь и спотыкаясь о собственные трупы, проходят еще пару сотен метров и, наконец, падают под нашим огнем. Оставшиеся в живых отошли по долине реки Берека. (…) Всюду лежали трупы – неописуемая, жуткая картина. Но бои в “котле” еще не окончились – там внизу, на берегу Береки, были еще десятки тысяч тех, кто не желал сдаваться. Атаки наших танков не имели успеха – их тут же контратаковали советские Т­34. Это выглядело как в кино... В вечерних сумерках прилетел большой русский самолет – вероятно, с соответствующим приказом. Чудовищные крики и рев известили о начале нового прорыва. В мерцающем свете ракет было видно, как они идут. Плотную толпу сопровождали танки. На этот раз противник атаковал нас несколькими клиньями по всему фронту – в последнем отчаяньи, многие напились до бесчувствия. Как роботы, невосприимчивые к нашему огню, вламывались они то тут, то там, в нашу оборону. Ужасны были их следы. С расколотыми черепами, заутюженными до неузнаваемости гусеницами танков находили мы своих товарищей на этой “дороге смерти”.

На следующее утро бои на реке Берека были закончены. По немецким сведениям только там ими было захвачено свыше 27 000 пленных, около 100 танков и столько же орудий.

Днем 26 мая командующий группой армий “Юг” генерал­фельдмаршал фон Бок посетил свои войска, ведущие бои с окруженной советской группировкой: “Повсюду одна и та же картина: все уже сжимаемый противник, тем не менее, делает то здесь, то там попытки прорваться, но он уже стоит непосредственно перед крахом. С одной высоты юго­восточнее Лозовенька можно было видеть, как со всех сторон бьющий в дымящийся “котел” огонь наших батарей получает все более слабеющий ответ... Толпы пленных текут в тыл…”.

Наши войска неоднократно пытались прорвать кольцо окружения с внешней стороны, но безрезультатно. Лишь 28 мая на одном из участков удалось пробить коридор шириной в 1 километр. Спастись удалось немногим. Из 11487 человек, с которыми 41­я стрелковая дивизия начинала Харьковскую операцию, из “котла” вырвались всего 700―800 человек.

Красноармейцу Голощапову не удалось выйти к своим. 26 мая он был пленен. Есть ли в этом его вина? Ответ – в его дальнейшей судьбе. Перенеся все ужасы фашистского ада, он остался верным присяге, предпочел смерть, но на службу к врагу не пошел. И хоть был простым солдатом, Отечеству не изменил.

А вот его командир – полковник Баерский, возглавлявший 41­ю дивизию, судя по обнаруженным в германских архивах документам, стал предателем. Он попал в плен в июне 1942­го, вскоре заявил о желании сотрудничать с немцами. Уже с 1 сентября под фамилией Боярский командовал Русской национальной народной армией (около 8000 чел.) Правда, “армия” эта периодически редела за счет перешедших к партизанам. Полковник активно сотрудничал с генералом­предателем Власовым. Но судьба его была предрешена. 5 мая 1945 г. его захватили чешские партизаны, которыми командовал советский капитан Смирнов, и Баерского повесили, как изменника Родины. А вот рядовой Голощапов стойко разделил мученическую участь тысяч плененных красноармейцев. И мы, его потомки, сегодня можем с гордостью произносить имя своего земляка. Он навсегда вернулся в нашу память. Даже после долгой неизвестности, плена и смерти.

Александр ГОРБАЧЕВ