ПАСХА СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА
0
788

Апрель второго года войны я вспоминаю только маленькими картинками поздней бронницкой весны, которые сохранила моя детская память. Слишком мало мне тогда было лет. Правда, потом, когда повзрослела, мама не раз рассказывала мне о том давнем и трудном времени…Где­то совсем недалеко шли жестокие бои с фашистами, а к нам в тыл все чаще приходили “похоронки”. Но, несмотря на тяготы тогдашнего быта, испытания сплотили людей. Причем, многие бронничане, даже молодые, в то время искали утешение в православной вере. И хоть церкви в нашем городе были давно закрыты и использовались под склады и хранилища, верующие все равно по­своему отмечали церковные праздники, особенно Пасху…

За день до Христова воскресения моя бабушка по отцу – Елизавета Ивановна попросила нашу маму понарядней одеть
2­летнего братика и меня, чтобы повести нас причащаться к тогдашней бронницкой матушке … (ее имя я не запомнила). Мы сначала шли к ней по ул.Красной – в сторону Архангельского храма, потом направились по ул.Советской и вскоре остановились у старинного дома. Он, кстати, сохранился до сих пор. Поднялись на крыльцо с правой стороны, и бабушка негромко постучала в окошко. Нам сразу открыли, и мы вошли внутрь…

В углу небольшой, чисто прибранной комнаты на стуле сидела пожилая женщина. Вскоре я поняла, что она была нездорова, и ей трудно было передвигаться самой… Войдя, моя бабушка перекрестилась, поздоровалась с хозяйкой. Потом достала два куска сахара, завернутых в чистый платочек, немного денег и попросила матушку причастить нас. Та молча кивнула головой, и женщина, которая за ней ухаживала, подошла к длинной аккуратной занавеске в углу, отодвинула ее… И мы увидели целый ряд красивых, видимо, очень старинных икон в золотой оправе. Прислужница зажгла подвесную лампаду, и огонек осветил тонкие лики святых…

– Снимите верхнюю одежду и детей разденьте, – попросила бабушку женщина. – Здесь тепло: мы печь недавно истопили… А вы, детки, подойдите ближе к матушке…

Приблизившись, мы с братиком Валериком увидели в руках у сидящей небольшую пиалу с какой­то жидкостью, похожей на кисель. Старица перекрестила нас, тихо прочитала молитву и поднесла каждому из нас по ложечке слегка подслащенного киселька… Необычный вкус этого причастия и запах лампадного масла вокруг надолго запомнился мне с того первого визита к матушке… Впрочем, и в последующие годы бабушка часто водила нас туда (пока была жива). Особенно в канун больших церковных праздников.

В малолетстве я не спрашивала, кто эта добрая старица. Но позже мама объяснила мне, что это, возможно, была престарелая супруга одного из прежних священнослужителей храма Михаила Архангела, репрессированного еще в конце 20­х годов…

Думаю, к этой матушке ходили не только мы. Несмотря на тяготы, запреты и голод военного времени, недействующие городские храмы, многие бронничане все равно хранили православную веру в душе. И хоть коммунисты запрещали крестить новорожденных, но почти все знакомые нам семьи с ул.Красноармейской тайком возили своих младенцев к священникам… И церковный календарь соблюдали не только старушки, но и женщины помоложе.

А весной, на Пасху, как бы то ни было, находили возможности испечь куличи, покрасить хотя бы десяток яиц, приготовить творожную пасху в специальных деревянных формах… А потом ездили в действующие церкви в деревни Кривцы или Татаринцево для освящения пасхальных продуктов. Я это хорошо помню, потому что, бывало, бабушка, а после ее смерти – мама, часто брали меня с собой на праздничные службы.

Лучше сохранилась в моем детском сознании более поздняя пасхальная весна 1950­го. Однажды наша учительница Зоя Васильевна Кузьмина объявила, что десять человек из нашего 5­го класса будут разбирать и складывать в мешки картофель для посадки. Хранился он в то время в помещении недействующего храма Иерусалимской Божьей матери. Следующим утром мы собрались на ул.Красной и под руководством старшей пионервожатой пришли к месту работы. Внутри храма было холодно и сыро. Гора, местами сильно подгнившей картошки была навалена прямо посреди помещения. Стоял тяжелый, затхлый запах гнили и разложения…

Наша школьная бригада собирала в одну из двуручных корзин уже пропавший картофель, а в другую – тот, который можно было сажать. Работавшие в хранилище две взрослых женщины и один мужчина помогали нам выносить тяжелый груз на улицу. Через какое­то время к выходу подходила лошадь с телегой. Взрослые ставили нагруженные мешки и увозили их в поле – на посадку.

Картошка была грязной, скользкой, очень холодной, и руки у всех нас сильно мерзли. Школьная пионервожатая все время старалась как­то подбодрить нас: говорила о том, как нужна и важна помощь пионеров земледельцам накануне предстоящей посевной кампании. А я слушала ее и с какой­то непонятной жалостью и обидой смотрела на потускневшие изображения святых на внутренних стенах храма (тогда они еще не были так сильно повреждены).

– Почему же церковь сделали картофелехранилищем? – спросила я у пионервожатой. – Разве других подходящих для этого помещений в нашем городе нет? Посмотрите, какие красивые картины на стенах? Они ведь могут испортиться от сырости и грязи?

Помню, ее расхожий атеистический ответ не смог убедить меня в том, зачем хранить картошку в храме. Никакими лозунгами и призывами невозможно было оправдать то, зачем люди по чужой, непонятной воле испоганили святое место, куда их православные предки столетиями приходили в самые радостные или скорбные дни своей жизни: крестить детей, венчаться, освящать продукты, отпевать умерших… Может, потому, что все прадеды и деды нашего латрыгинского рода были по­настоящему верующими людьми, в душу уже тогда вошло несогласие с таким отношением к церкви…

Позже помещение этого храма советская власть использовала под хранение фуражного зерна – ячменя, овса, озимых… Все также небрежно, прямо на пол засыпалось, сырело, портилось… А по весне силами школьников и других привлеченных разбиралось и сортировалось. Год от года с церковных стен осыпалась штукатурка, стиралась уникальная художественная роспись…

Но храм, несмотря на такое варварское отношение, отсутствие даже мало­мальского ухода и ремонта, все равно выстоял: такие здания наши мастеровые предки всегда возводили на совесть. И в сознании всех верующих горожан храм всегда оставался святым местом.

Давно остались в прошлом военные и послевоенные десятилетия… Все хорошее и плохое, что было в них, живет только в моей памяти… Нынче наша жизнь круто изменилась. Совсем иным стало и отношение властей к верующим. Нашим бронницким церквям, поруганным госатеистами, возвращено их настоящее предназначение. Местные предприятия и горожане всем миром вернули прежнее великолепие Архангельскому храму…

И, когда я хожу на нынешние праздничные церковные службы, слышу пение и голоса в храме, нередко вспоминаю Пасху того советского периода, запрещенные православные праздники, запустение и разруху в святых местах, сваленный в кучу, гниющий картофель, черную плесень на отсыревших стенах церкви­овощехранилища… И мне, как, наверное, и всем верующим бронничанам, очень не хочется, чтобы все это когда­нибудь повторилось снова…

Е.СМИРНОВА­ЛАТРЫГИНА

Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий