Бронницкие НОВОСТИ

На подъем прибыл командир батальона и направился в расположение нашего взвода. Он первым принес нам радостную весть. Приказ о присвоении званий прибыл! Майор Мамрюк распорядился: после завтрака отправиться на вещевой склад, надеть офицерское обмундирование, а затем в канцелярии училища получить новые документы. Вечером мы должны убыть к новому месту службы.

Словно пружина подбросила взвод. Никого не надо было поторапливать. Когда я пришел на вещевой склад, многие мои друзья уже успели надеть офицерское обмундирование. Появились на свет кожаные командирские ремни. Как неузнаваемо изменились бывшие курсанты! В офицерской форме с золотыми погонами все сразу повзрослели, стали ладными и солидными.

В полдень собрались в клубе. Прибыл начальник училища полковник Ожиганов­Мараханов с офицерами штаба. Полковник огласил приказ о присвоении нам первого офицерского звания, поздравил с вступлением в офицерскую семью и пожелал успехов в дальнейшей службе, в боевых делах. Всем выпускникам было присвоено воинское звание “младший лейтенант”. Через три часа нас пригласили на обед в офицерскую столовую. Обед был скромным, но торжественным. Начальник училища предложил тост в честь очередного выпуска офицеров. В прощальном слове начальник училища, обращаясь к нам, сказал:

– Вам выпала большая честь убыть в ряды Действующей Армии в тот момент, когда она одерживает блестящие победы, когда обстановка складывается к окончательной победе над врагом…

Ничего конкретного о нашем назначении начальник училища не сказал. Пока наш путь лежал на Украину. Коротки минуты прощания с учителями и воспитателями. Мы уносили в своих сердцах горячую благодарность к ним. Очень тепло расстались с командиром взвода лейтенантом Латышевым. Расцеловались с двумя выпускниками, оставшимися в Казани. Я не жалел, что не остался с ними в училище. Все, что здесь могло меня ждать, было заранее известно до мелочей, а неизвестность всегда открывает простор для полета, рождает много надежд, хотя порой несбыточных.

…На вокзале негде яблоку упасть. Сели на проходящий и битком набитый пассажирский поезд, следовавший до узловой станции Рузаевка. Попали в настоящий табор на колесах. Кого только не было в переполненном вагоне: мужики и бабы с мешками, чумазые и крикливые дети, солдаты, медсестры и особенно много увеченных и перебинтованных воинов, вероятно, едущих домой из госпиталей на побывку, или списанных вчистую. Не хватало только нас, новоиспеченных офицеров с золотыми погонами. Все полки занимали раненые. Им, побывавшим у черта в зубах, было на все наплевать. Фронтовики чувствовали себя хозяевами вагона. Негде было даже встать или пристроить тощий вещмешок. Хорошо, что у нас хватило ума не начать завоевание мест. Но чем больше стыков отсчитывали колеса, тем больше теплела обстановка в вагоне. Вскоре вся наша офицерская команда пристроилась и прижилась в шумном ковчеге…

Через сутки прибыли в Рузаевку. Штурмом взяли проходящий поезд из Горького до Харькова. Его вагоны были столь плотно набиты пассажирами, что нашей команде пришлось рассредоточиться вдоль всего состава и с трудом втиснуться в разные вагоны. Они были напрессованы гораздо плотнее, чем доставившие нас в Рузаевку. Грязь, смрад, папиросный чад, духота, а ночью добавился еще и полный мрак. Не видно было никаких проводников. Никто не спрашивал билеты. С трудом пристроился четвертым между ранеными на нижней полке. Перед носом болтались чьи­то ноги в грязной обувке. Соседи напротив нещадно дымили самосадом. Не помогали настежь раскрытые окна и двери. Немножко отдышаться можно было лишь на сквозняке в продуваемом тамбуре, хотя и в нем негде было ступить.

Казалось, поднялась вся Россия, встала на колеса и ринулась на освобожденный запад. На остановках толпы пассажиров осаждали переполненный поезд и, как ни странно, садились и находили места в вагонах. От Рузаевки до Харькова ползли трое суток. На станциях остановки были коротки, зато часами простаивали в чистом поле. К поезду из ближних сел приходили бабы с кошелками, полными нехитрого съестного. Торговки неохотно отдавали товар за деньги. В почете был натуральный обмен еды на любые вещи. За деньги негде и нечего было купить, оттого им и не было чести.

Трудно было отводить глаза и нос от объедаловки. Пришлось развязать вещевые мешки и перебрать небогатую офицерскую экипировку. Первым долгом избавились от теплого белья. Впереди лето, а до зимы надо еще дожить. Кроме торговок, к составу приходили молодые парни и девушки. Откуда­то появлялась музыка. Начались танцы, завязались знакомства. Молодые пассажиры отправлялись в недалекое село, оттуда приносили молоко и мутную горилку в бутылках, заткнутых кочерыжкой. Совсем не похожа была радостная весна 1944 года на грустную весну 1942 года. Чувствовалось, что народ уверовал в нашу победу, что войне теперь обратного ходу не будет…

На рассвете прибыли в Харьков. Вместо вокзала – руины, а вокруг – необозримые груды камней. Едва расчищенные улицы, коробки сожженных зданий, печные трубы над грудами развалин. Города практически не было. Война смела его с лица земли. Но среди развалин уже ютились жители. На улицах было много военнослужащих в форме польской армии. Советским офицерам они отдавали честь первыми, прикладывая два пальца к конфедератке.

Наша команда переночевала в полуразрушенном здании. Днем организованно сели в поезд, следующий в Киев. Опять черепаший ход, стоянки в чистом поле, шумные базары у поезда, веселые гульбища и прогулки в ближние села. Но это уже была Украина – веселая, певучая, добросердечная, ликующая и опьяненная долгожданной свободой. И все это на фоне весны, шелестящей травами, благоухающей цветущими садами, звенящей жаворонковыми трелями. Поездка походила на неторопливое веселое кочевье. Разве что шатров в поле не ставили и ночных костров не разжигали.

В Киеве мы ожидали увидеть одни развалины. Однако вокзал был цел, а в городе попадались лишь отдельные полуразрушенные и обгоревшие здания. Распускались каштаны. Белые свечки цветов придавали особое очарование бульварам и широким улицам. С вокзала всей командой прибыли в штаб Киевского военного округа.

Офицер училища, сопровождавший нас, сдал пакет с нашими личными делами. Нам приказали проследовать в городскую военную комендатуру. Комендатура разместила всех по квартирам киевлян. Меня с однокашником Кучеренко разместили на постой к паре пожилых украинцев, которые приняли нас, как родных сынов.

Весь день мы гуляли по городу, сидели на лавочках, беседовали с киевлянами. По бульвару Шевченко спустились к Крещатику. Только он на всем протяжении являл собою груду развалин, между которыми вилась узкая тропинка, проросшая молодой травой. С высоты Владимирской горки открылся нам воспетый могучий Днипро, широкой лентой огибавший город. Синели заречные дали левобережья, и реял над ними высокий крест Владимира – Крестителя Руси.

Пока мы любовались цветущими каштанами Киева, состоялось назначение. Киевский военный округ направил весь наш выпуск на укомплектование формируемой стрелковой дивизии. Все были назначены командирами взводов. Девятерых офицеров нашего выпуска направили в полк, расположенный в городе Фастове…

Н.Лавренченко, участник ВОВ

На снимках: воинский эшелон; улицы Киева (1944 г.)