Бронницкие НОВОСТИ

В понедельник 12 января 1959 года начало функционировать объединение научного института и испытательного полигона. Скорее символически, чем реально, ибо из Петергофа на полигон пока прибыла лишь капля института. Постепенно в течение трех­четырех месяцев в Бронницы прибывали все новые “переселенцы”, расставшиеся с Петергофом. Так называемое “объединение” пока представляло собой пестрый конгломерат структур института и полигона. Выполнялось много одинаковых научных работ, различавшиеся только сроками их завершения.

С трудом нашлось место для подразделений института на переуплотненном полигоне. Он в основном располагался в здании, являвшемся памятником архитектуры 18 века, и, разумеется, не предназначенном для научных работ. Одноэтажное каре в стиле ампир было выстроено для взращивания и содержания породистых коней, которые паcлись на пойменных лугах Москвы­реки. Старинное здание за прошедшие века порядком обветшало. Из щелей прогнивших полов крепко пахло лошадиной мочой, хотя конюшни ликвидировали давным­давно.

Над аркой центрального входа в здание возвышалась невысокая башня. Эту башенку на полигоне называли “Башней Пугачева”. По преданию, в ней сидел закованный в кандалы Емельян Пугачев перед последним этапом на пути в Москву, на суд и казнь после разгрома восстания. Сопровождал самозванца отряд под командованием будущего фельдмаршала Александра Суворова. Нетрудно представить драматическую ночь, которую провел колодник в этой башне. Тревожный свет факелов, звон цепей и окрики часовых вооруженного до зубов конного и пешего конвоя, неусыпно стерегущего изловленного “вора”. О чем думал в ту ночь лихой донской атаман, ненадолго взлетевший свободным соколом, проливший море барской крови и прекрасно понимавший, какую мучительную казнь вскоре предстоит вынести?…

Прокопия Васильевича Шабанова и автора сих строк в Бронницах тоже “заточили” в башню, но не в ту, где сидел несчастный Емельян Пугачев, а в другую рядом с ней. Начальником над нами назначили кандидата технических наук подполковника Федора Акимовича Проскурню. Несмотря на тесноту, нам отвели просторную комнату на втором этаже башни, куда вела крутая лестница. Из полукруглых окон, доходящих до полу, открывался чудесный вид на широкую пойму замерзшей Москвы­реки и на далекий заснеженный лес. Изолировали от всех и вся, чтобы мы продолжили особо секретную работу, начатую в Петергофе. Хорошо хоть, стражу не приставили.

Вся жизнь офицеров, прибывших из Петергофа, протекала в границах полигона. В город выходили иногда в выходной или вечером, чтобы позвонить женам, оставшимся в Петергофе. Расположение части в выходные дни чаще покидали для лыжных прогулок. Кататься на лыжах отправлялись в Бояркин лес, огромный лесной массив, расчерченный широкими просеками, раскинувшийся в Заречье. По пути в лес пересекали замерзшую Москву­реку и широкую пойму, где всегда гулял сквозняк. В лесу было тихо и красиво, особенно после обильного снегопада. Возвращаясь после катания, сворачивали на Бельское озеро, небольшую заводь, зимой густо усеянную рыбаками­подледниками.

В один из выходных в общежитии неожиданно появился начальник института генерал Петроченко с лыжами и одетый в спортивную форму. В нашей комнате в тот момент оказались лишь я да Прокоп Шабанов. Федор Федорович Петроченко пригласил нас принять участие в прокладке трассы для занятий лыжной подготовкой. Мы подчинились приказу начальника, сделанному в любезной форме. Достаточно хорошо была известна генеральская любовь к лыжному спорту и антипатия к тем, кто от него уклонялся. Прибыв в Бронницы, начальник института остался недоволен прежней трассой, на которой нельзя было “поработать” до седьмого пота.

На автобусе, стоявшем наготове, генерала и приглашенных им офицеров привезли к поселку Горка. Здесь по глубокому оврагу протекала речка Кожурновка. С высотки, где высадился наш лыжный “десант”, двинулись по целине. Понеслись вниз по склону оврага, круто сворачивая влево. Сколько потом было сломано лыж и палок, вывихнуто ног на этом стартовом повороте! Спустившись по склону оврага, вошли в березовый лес. Пройдя его, опять с лихим поворотом спустились в другой овраг. И вот таким образом, то спускаясь к реке, то взбираясь на крутой берег, “пропахали” по лыжной целине десяток километров. Пар поднимался над нашими спинами к концу дистанции, но генералу этого показалось мало. Он пригласил пройтись вторично по проложенной лыжне.

Десятикилометровая “пересеченка”, проходящая по красивому лесу, где ель смешалась с березой, привлекла внимание всех любителей лыжных прогулок. Здесь много троп со звериными следами, широких просек, оврагов и полян под снежным покрывалом. С живописных опушек открывались виды на гривы дальних и ближних перелесков…

Наша рабочая группа продолжала сидеть взаперти в засекреченной башне, куда доходили лишь отзвуки внешней жизни. Их доставлял Федор Акимович, ходивший по институту в поисках новостей и изредка поднимавшийся к нам по лестнице, похожей на корабельный трап. Из Петергофа прибывали остатки ликвидированного института. В общежитии с каждым днем становилось многолюднее. Под “башней Пугачева” постепенно скапливалась смесь аборигенов и “переселенцев”. В возникшем объединении пока существовало два начальника со своими “штабами” и структурными подразделениями. Полигоном руководил генерал Давидович, остатками прибывшего института и формально объединением – генерал Петроченко. Подразделения выполняли ранее запланированные работы. Передислокация института и объединение его с испытательным полигоном приостановила проведение новых и серьезных научных работ. Ералаш, воцарившийся под “башней Пугачева”, мог полностью исчерпать себя только через два­три года.

Все прекрасно понимали, что так быть не должно, что скоро все переменится. Уже разрабатывались новые штаты. Напрасно начальники отделов кадров института и полигона подполковник Потапенко и полковник Яшин пытались их сохранить в тайне. Кому­то предстояло расстаться с занимаемой должностью или согласиться на понижение, потерять перспективу на очередное воинское звание. Кому­то из офицеров могло вовсе не найтись места в новой структуре института. Им грозили перевод к новому месту службы или увольнение в запас. Многие офицеры полигона, а также прибывшие из Петергофа, предвидя свою участь, начали подыскивать места в московском гарнизоне. Массовый исход из института вышел на новый виток. Только служащим Советской Армии, к счастью, ничего не грозило.

Возникла еще одна проблема. В связи с передислокацией в Бронницы в НИИ­21 обозначился острый дефицит специалистов с высшим образованием. В Петергофе этой проблемы не существовало, так как рядом находился Ленинград с неисчерпаемым потенциалом кадров высокой квалификации. Бронницы же могли рассчитывать лишь на собственные силы. В 1959 году по инициативе НИИ­21 для подготовки инженерных кадров в Бронницах было открыто вечернее отделение факультета “Автомобильный транспорт” по специальности “Автомобили и автомобильное хозяйство” Московского автомобильно­дорожного института (МАДИ). Преподавали на филиале исключительно сотрудники НИИ, который стал базовым предприятием высшего учебного заведения.

Первый набор на филиале был большой и великовозрастный. В основном, поступили на учебу люди, не сумевшие получить в свое время высшее образование. И филиал МАДИ в Бронницах для них теперь стал реальной и единственной возможностью наверстать упущенное. Трудно было немолодым студентам, среди которых значительную часть составляли обремененные службой офицеры. Средняя школа была основательно подзабыта, почти у всех были семьи и работа. Нельзя было не уважать смелость и самоотверженность, с которой они взвалили на себя нелегкий труд получения высшего образования.

Да и преподавателям филиала досталась нелегкая ноша. Многие из них не имели опыта педагогической работы, тем более в высшей школе. Им надо было осваивать новые дисциплины, почти не связанные ни с полученным образованием, ни с профилем научной работы. И, наконец, всю эту дополнительную работу полагалось выполнять лишь в свободное от основной работы время. Конечно, преподавательский труд оплачивался, но в таком мизере, что он носил скорее символический характер. Филиал МАДИ пользовался большим успехом. Он просуществовал более десяти лет, успев за это время дать высшее образование 240 бронничанам.

Н.Лавренченко, ветеран ВОВ

На снимке: первомайская демонстрация в Бронницах в 50­-х годах