"УЧЕБНЫЕ СБОРЫ" МИХАИЛА СЛОБОДЧИКОВА
0
3653
В нынешнем году бронничанину Михаилу Юрьевичу СЛОБОДЧИКОВУ исполнилось бы 70 лет. Но он, к сожалению, не дожил до сегодняшней памятной даты – 35-летия чернобыльской катастрофы. А между тем, событие, произошедшее 26 апреля 1986 года, в корне изменило и сильно сократило всю дальнейшую жизнь обычного прежде офицера запаса. Но, как бы то ни было, он навсегда запомнил свою командировку в радиоактивную зону.

И до конца своих дней, словно наяву, ощущал пугающую тишину мертвых городов, удушливый радиационный зной на крышах энергоблоков, губительные секунды в «выхлопной» камере реактора, распухшие от респираторов лица однополчан... Для него чернобыльские сборы обернулись в дальнейшем не только инвалидной коляской, но и ежедневным преодолением невыносимой подчас физической боли. А еще Михаил часто вспоминал своих рано ушедших соратников и стремился не сдаваться даже в своем отчаянном положении, быть хоть в чем-то полезным обществу…

Михаил родился в мае 1951 года в семье военнослужащего. И сам, когда вырос, стал кадровым офицером во втором поколении, с детства осознающим, что такое для настоящего мужчины военная служба и долг. Самый старший среди потомства, он еще мальчишкой на себе испытал все тяготы кочевого гарнизонного быта. В первый класс Миша пошел в школу при посольстве СССР в Улан-Баторе. Дальше – новые адреса отцовской службы: Урал, Белоруссия, Дальний Восток... А закончил школьную десятилетку в Забайкалье, в ракетном городке в тайге в 100 км от Читы. Потом – учеба в Рижском институте инженеров гражданской авиации. Там женился, появились дочь и сын. Потом работал в конструкторском бюро «Орбита», прошел путь от инженера-конструктора до главного конструктора проекта.

– Когда случилась большая беда в Чернобыле, – рассказывал мне во время одной из наших встреч Михаил Юрьевич, – я, как и все служившие в армии офицеры, очень внимательно следил за событиями, происходящими на ЧАЭС, за действиями ликвидаторов последствий аварии. Но мне и в голову тогда не могло прийти, что сам скоро окажусь в настоящем радиоактивном пекле. Через год после взрыва на 4-м энергоблоке, в мае 1987 года, меня как офицера запаса первой категории призвали на специальные «учебные» сборы и направили на ликвидацию последствий аварии. Отказаться от этой опасной командировки я не мог…

В то время все старшие армейские командиры уже понимали, что такое радиация и сколь губительна она для человека. Посылая Слободчикова, как и сотни других военных специалистов на Чернобыльскую атомную станцию, чиновники в мундирах не могли не знать, что по окончании такого рода «спецсборов» молодой офицер вполне может потерять здоровье и того хуже – у него никогда может не быть детей. Но тех, кто тогда экстренно «затыкал» смертоносную дыру людьми, похоже, мало заботили их здоровье и дальнейшая судьба. Нелегкая схватка с мирным атомом, как военное сражение, обернулась для армии очень большими потерями личного состава.

По прибытии на место его временной службы командированного лейтенанта сразу ознакомили с приказом командования и его служебными обязанностями. Полк, куда он попал, был развернут, что называется, по штатам военного времени. Личный состав полка, как объяснили Михаилу, фактически не просто служил, а участвовал в решении масштабной боевой задачи. И при этом, дисциплинарная ответственность за невыполнение приказа была очень суровой – военный трибунал.

– В составе полка мы занимались дезактивационными работами на 3-м и 4-м энергоблоках Чернобыльской АЭС и в Припяти, – вспоминал мой собеседник. – Жили в суровых полевых условиях, в брезентовых палатках, находившихся примерно в 10 км от границы радиоактивной зоны. Армейский устав для нас никто не отменял, служба шла по установленному порядку: наш батальон выезжал два дня в зону, на третий день – в наряд по полку. И хотя в наряде особенно не расслабишься, но по сравнению с нахождением непосредственно на территории зоны – это все же реальная передышка...

В ходе нашего давнего разговора Слободчиков часто вспоминал о том, как ходил старшим военного патруля в Народичи и видел жизнь обычных людей рядом с зоной. За вредность местным жителям там даже доплачивали небольшие деньги (в народе их прозвали «гробовыми» и шли они, как правило, на пропой). А еще говоря о чернобыльской специфике, он вспоминал: их действия в самой зоне измерялись, как правило, секундами, зато предшествующая отработка поставленной задачи – занимала не один час. Так, при зачистке крыш зданий 3-го и 4-го энергоблоков нужно было по пожарной лестнице подняться на уровень пятиэтажного дома, проработать там не более минуты и спуститься вниз. Всё это на 30-ти градусной жаре и в полном армейском облачении: общевойсковой защитный комплект (ОЗК), включая противогаз. Да вдобавок по свинцовому фартуку – спереди и на спине.

Или другой приведенный моим собеседником, пример – совместная постройка большой защитной стены в помещении станции. Радиационный фон там был огромный и долго находиться смертельно опасно, потому счет шел на секунды... Первый ликвидатор, как он вспоминает, бежал с мастерком, второй – с кирпичом... Случалось, кто-то в спешке ронял раствор, кто-то падал, споткнувшись о какое-нибудь препятствие… Побывал Михаил и, в так называемой, «выхлопной» камере реактора – огромном помещении с трубой, которую видно на всех снимках ЧАЭС. Здесь тоже они всё делали практически бегом.

– Помню, как мы, выполняя задание, стремительно неслись по лестничным пролетам, мимо непонятной огромной емкости, которая в полумраке светилась каким-то внутренним, неземным светом... Потом стрелой влетали в нужную комнату. Задание, вроде бы, было очень простым: совком со щеточкой смести с пола пыль и высыпать в мешок. Всё надо было делать очень медленно и осторожно, чтобы пыль не поднялась в воздух. Норматив нам давали – один, максимум – два совка. Считали про себя секунды – на 60-й нужно сразу покинуть помещение...

Особенно тяжелый осадок остался у него от пребывания в умершем городе Припяти. В память на все оставшиеся годы врезались картинки неожиданно прерванного аварией быта, следы поспешной эвакуации жителей: оставленные впопыхах вещи, игрушки и неумолимая печать заброшенности – плесень, паутина, засохшие комнатные растения в горшках, выцветшее белье на веревках на балконах… А в находящихся рядом безлюдных магазинах – нетронутые товары и продукты на полках... Где-то уже разбросанные по полу, вскрытые пакеты с крупой, сахар, мука, конфеты… Иногда мелькнет среди покинутых помещений вконец одичавшая, облезшая кошка...

В Припяти солдаты (все уже семейные, из запаса), как он вспоминал, работали молча, как на похоронах. Им в полку выдавали самые обычные респираторы, в зоне их запрещалось снимать. Он помнит: с каким облегчением при выезде на ПУСО (пункт специальной обработки), пока технику обрабатывали, солдаты освобождались от такой примитивной «защиты». На жаре и за несколько часов респираторы, как пустые банки, присасывались к лицу, а отдирались с характерным чмоканьем. Все, как в известном присловье: «Это было бы смешно, если б не было печально...»

Через два месяца сборов, получив предельно-допустимую дозу облучения, Михаил был демобилизован до истечения срока службы. Вскоре почувствовал резкое ухудшение здоровья, а в 1989-м получил 2-ю группу инвалидности. Но только через год с появлением нормативной базы по чернобыльской тематике его инвалидность «связали» с участием в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Проходил обследование и комплексное лечение в госпиталях и санаториях, в МОНИКИ, в институте ревматологии.... Но здоровье продолжало ухудшаться: с 2005 года Слободчикова признали инвалидом I-й группы с третьей степенью ограничения в трудовой деятельности.

Он с возмущением рассказывал о том, что иные чиновники часто находили причины, чтобы отказать чернобыльцам в положенных им льготах. Словно невдомек важным кабинетным сидельцам, сколько умерло и изувечено людей, предотвративших дальнейшее быстрое расползание смертоносной ядерной чумы. Например, ссылаясь на известное правительственное постановление о призыве военнообязанных из запаса на сборы, многие бюрократы из военных комиссариатов, как всегда, «кривили душой». Не на военные сборы, мол, тебя солдатика, отправляли, а на учебные… Так что не надо претендовать на многое…

На самом же деле, ликвидаторы аварии на ЧАЭС действовали, как на войне. Офицеров запаса забирали, словно по боевой тревоге – в считанные часы, ничего конкретно не объясняя. Говорили только о долге, присяге и задачи на месте ставили совсем не учебные – с риском для жизни. И поныне многим чернобыльцам приходится доказывать свои попранные права через суд. «Я вас туда не посылал!» – бывало, слышат они в ответ. Чиновники не хотят вникать в суть их проблем, в головах – только циркуляры и распоряжения своих вышестоящих инстанций... Чернобыльцев словно пытаются отлучить от прежних заслуг и достойного материального вознаграждения. И эта доза «отлучения» давит на голову и сердце сильнее, чем стронций.

В 2005 году четверо бывших офицеров-ликвидаторов возродили в Бронницах городскую общественную организацию инвалидов «Союз-Чернобыль».

В нее вошли сами участники ликвидации аварии, вдовы тех чернобыльцев, которые уже умерли, и люди, сами пострадавшие от последствий катастрофы на ЧАЭС. Председателем организации избрали одного из самых активных офицеров – Виктора Подымахина, а секретарем его – Михаила. И оба они, не один год плодотворно работая, четко организовывали деятельность городских чернобыльцев, намечали и претворяли в жизнь коллективные планы и намерения...

– Многие годы я собирал материалы о чернобыльской трагедии из различных источников, – рассказывал мне Михаил Юрьевич. – Например, к 20-летию катастрофы удалось создать видеофильм «Ликвидаторы», посвященный бронничанам–чернобыльцам. Делал я его на своём домашнем компьютере и на чистом энтузиазме около 4 месяцев. В сборе нужных фотоматериалов мне помогали все, кто мог. Фильм показали на тогдашнем городском телеканале «Бронницы-45», и я был очень горд этим. Следующим сюжетом должен стать видеосюжет о конкурсе детского рисунка по чернобыльской тематике, который сейчас в работе и тоже должен получиться. Бронничане смогут взглянуть на событие глазами своих талантливых детей.

К слову, и этот свой фильм он успел смонтировать, и он всем тоже очень понравился… У привязанного к инвалидной коляске Михаила было много разных идей и планов. Он, понимая, что времени ему отпущено очень мало, торопился успеть как можно больше. Через Интернет-сеть общался со многими ликвидаторами по всей России и за ее пределами, всегда стремился быть в курсе событий. Даже в самые тяжкие минуты, когда боль изматывала, Слободчиков не раскисал, не замыкался в узком квартирном мирке – не его это удел. Он не хотел быть заживо «отлученным» от своего сообщества. Михаил Юрьевич до конца своих дней был уверен: только ежедневные, нужные дела дают ощущение полноты жизни и чувство самоуважения. А для настоящего человека – это самое главное.
Воспоминания записал Валерий ДЕМИН
Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий