Бронницкие НОВОСТИ

Даже в размеренной армейской жизни, как и на гражданке, случается всякое. И, когда происходит внештатная ситуация, достойный выход из нее начальству всегда помогают найти подчиненные – обычные люди, рядовые солдаты… Эту невыдуманную историю из жизни испытателей 21 НИИИ, произошедшую в конце 50­х годов прошлого века, мне рассказал хорошо известный многим бронничанам офицер, многие годы проработавший в “оборонке”, нынешний военный пенсионер Алим Доминикович ЩЕТИНСКИЙ. А в то далекое время он был просто солдатом­срочником первой роты 203­го отдельного испытательного батальона…

Вторая половина обычного учебного дня 1959 года в нашем батальоне шла, как всегда, по распорядку. Вдруг команда: “Строиться на плацу!” Когда построились, к нам обратился тогдашний начальник института, генерал Давидович. Он сообщил, что произошло ЧП – во время испытаний плавсредств для гусеничных машин на Бельском озере затонул бронетранспортер.

Поясню: такие плановые испытания по преодолению водных преград проводились на озере регулярно. И мы, располагавшиеся неподалеку, видели их своими глазами. Кто­то, наверняка, заметил и этот случай. И при этом не понял, почему ушла под воду гусеничная бронемашина… Водитель и испытатель, к счастью, сумели быстро выскочить из кабины… В генеральском обращении прозвучала просьба – оказать практическую помощь в подъеме затонувшей техники со дна озера. Словом, на плацу настойчиво вызывали охотников­добровольцев для этого важного дела.

Помню, была уже поздняя осень – конец октября. Вода на Бельском (и так холодная) в то время была уже почти ледяной. К тому же на дне всегда били студеные ключи…

Ко всему прочему (как позже выяснилось) в нашем гарнизоне не оказалось не только ныряльщиков, но и никакого водолазного снаряжения. А вызывать приезжих специалистов – значит докладывать обо всем происшедшем самому высокому столичному начальству. Этого нашему институтскому руководству совсем не хотелось… Но возникшую проблему с техникой нам, солдатам, нужно было решить во что бы то ни стало… Добавлю, что дистанционно зацепить буксирное приспособление за крюк бронетранспортера сразу не удалось: вся его нижняя часть (как я сам позже убедился) была погружена в мягкое илистое дно…

По мере того, как я слушал генерала, во мне росла уверенность в том, что именно мне надо подключаться к выполнению по­
ставленной задачи. Все нужные для этого качества и даже некоторый опыт имелись. Мое босоногое детство большей частью проходило на Черном море и на Днестров­
ском лимане. Главными нашими мальчишескими играми были “нырялки” на глубину и ловля бычков руками прямо на дне, под валунами… К тому же, у меня, как и у всех “детей войны”, чьи отцы погибли на фронте, в юношеском возрасте сформировалось обостренное чувство воинского долга. К тому же, на мое крепнущее решение стать водолазом­добровольцем, повлияло и то, что по возрасту (мне исполнилось 22 года) я был немного старше большинства своих сослуживцев и до армейской службы уже успел пройти непростую школу жизни на целине.

Когда я вышел из строя и сказал, что готов участвовать в подъеме бронетранспортера, генерал окинул меня оценивающим взглядом, задал несколько вопросов. А, выслушав, дал добро и представил руководителю предстоящей операции – инженеру­испытателю Ивану Григорьевичу Сороке. Он, кстати сказать, до сих пор в добром здравии и поныне трудится в 21 НИИИ.

Через некоторое время, одевшись в кое­какие примитивные и совсем не водолазные “доспехи” – резиновые тапочки и перчатки, чтобы не повредить руки и ноги, мы с Иваном Григорьевичем уже плыли на лодке к месту, где затонула техника. Это было примерно в метрах 20­ти от знакомого всем высокого островка на Бельском…

Долго не раздумывая, я нырнул и вскоре на небольшой глубине разглядел в мутноватой воде искомый объект. А когда донырнув до него и все ощупав, сам убедился в том, что тяжелая бронемашина сильно вошла в мягкое, илистое дно озера. И теперь где­то в этом скользком и вязком иле мне предстояло наощупь отыскать буксирный крюк.

Сильно осложняло мою работу и то, что испытуемое плавсредство (в виде большого короба сверху), которым был оборудован затонувший бронетранспортер, сильно выходило за его габариты по всему периметру. И, чтобы добраться до буксирного крюка, нужно было погружаться под это самое плавсредство. А еще я увидел, что бронемашина лежит на дне боком к берегу. Этот факт в дальнейшем во время подъема сыграл с нами злую шутку…

Мне потребовалось не одно погружение в обжигающе­холодную воду, чтобы постепенно разгребая руками ил, наощупь в темном придонном “киселе” отыскать в нижней части машины, под плавсредством буксирный крюк. Несколько раз выныривал передохнуть и посоветоваться с Иваном Григорьевичем… Мое тело, казалось, перестало чувствовать пронизывающий холод воды. Зубы стучали, как при лихорадке… И наконец, крюк найден. Снова всплываю наверх, чтобы взять в руку буксирный трос с серьгой и прицепить свою находку к тяжелому тягачу с лебедкой, который в готовности стоял на берегу озера… Вот еще одно погружение – есть соединение! Однако при резком натяжении буксирного троса серьга срывается с крюка затонувшей бронемашины, которая стояла боком к тягачу.

Мне стало не по себе от мысли, что всю проделанную с таким трудом подводную операцию придется повторить снова. Но делать было нечего – поставленную задачу нужно было выполнять. По совету своего старшего товарища, пришлось скорректировать свои действия таким образом. К серьга на буксирном тросу мы привязали прочную капроновую стропу. И с ней я опять нырнул в воду, прицепил нашу новую “конструкцию” за крюк и дернул за трос, чтобы Иван Григорьевич подтянул его в верхнее положение.

Убедившись в том, что серьга надежно зафиксирована именно в таком положении, на берегу вновь прицепили трос к тягачу. И когда он стал постепенно натягиваться, серьге уже не сорвалась с крюка. А лежащий на дне бронетранспортер развернулся, принял правильное положение и метр за метром стал приближаться к берегу…

Финала операции мне увидеть не удалось. Убедившись, что я свое дело сделал, и машина скоро будет извлечена, мой руководитель, не мешкая доставил меня, посиневшего от холода, в нашу гарнизонную санчасть. А там я попал в надежные руки нашего тогдашнего военврача Павла Матвеевича Новикова. Вместе с фельдшером они в четыре руки долго растирали меня спиртом с ног до головы. А затем, когда я окончательно размяк и по всему телу разлилось тепло, мне дали еще стакан внутрь, плотно укутали шерстяным одеялом… И я сразу провалился в глубокий сон и… проспал до следующего вечера.

С того случая прошло более полувека. Сегодня о нем помнят разве что немногие дожившие до нового столетия институтские старожилы. Ведь сколько всего большого и малого произошло за минувшие пять с лишним десятилетий… А у меня происшедшее в тот осенний день 1959­го почему­то до сих пор не уходит из памяти. И не только потому, что был в числе участников этого события… Наверное, все мы на склоне лет по­другому смотрим на поступки, которые совершили в молодости, иначе оцениваем хороших людей, которые встретились на нашем жизненном пути, больше любим места, которые стали для нас родными. Так уж устроен человек…

Воспоминания записал Валерий НИКОЛАЕВ