Бронницкие НОВОСТИ

Колеса вагона отсчитывали бесконечные стыки. Теплушку нещадно трясло и мотало из стороны в сторону. Эшелон мчался сквозь беспросветный мрак. На двухъярусных нарах спали, укрывшись шинелями молодые парни — курсанты, которым не довелось стать лейтенантами. Я лежал ни верхней полке, приникнув к щели узкого окошка. Одолевали думы о недавнем расставании с Аней. Суждено ли нам еще встретиться? Война только начиналась....

Победа в битве под Москвой была проблеском грядущего разгрома врага. Но перевес пока был на стороне фашистской армии. …В глухой степи ни огонька. Гдето жили тысячи людей, а казалось, вокруг никого. Эшелон начал часто и надолго останавливаться. Не поймешь, где — на станции, у разъезда или на перегоне. Ни огонька, ни звука, ни единой живой души.

Днем проехали Кореновскую, пронеслись через разбомбленную Тихорецкую, промелькнула Белая Глина. Значит, пока идем в направлении Сталинграда. Станции и полустанки были разрушены, изрыты воронками, усеяны обломками. На путях валялись полуобгоревшие остовы вагонов, корпуса неразорвавшихся бомб и стабилизаторы разорвавшихся. Немецкая авиация держала под ударом железную дорогу, связывавшую Краснодар со Сталинградом.

Тяжко было видеть страшные следы войны на фоне буйно расцветающей весны. Ведь она всегда пробуждает жажду жизни, вселяет светлые надежды в молодые сердца. Курсанты (мы пока еще числились ими) часами выстаивали у широко распахнутой двери теплушки, любуясь зеленеющей степью, вдыхая ее пряный аромат. Сквозь перестук колес в вагон врывалась ликующая песня жаворонка. Во время остановок на перегонах теплушки пустели. Многие уходили далеко в степь, нарвать желтых тюльпанов.

Привыкнув в училище к жесткому распорядку дня, курсанты в эшелоне не знали, чем заняться. Каждый придумывал себе дело. В теплушке откудато взялась гармонь. Любители поиграть не выпускали ее из рук. Сформировался круг любителей поговорить по душам. Образовались картежные «клубы», нашлись затейники и любители азартной игры в очко. Исчерпав запасы художественной литературы, я нашел невесть откуда взявшийся учебник артиллерии для военных артиллерийских училищ. Сначала рассматривал картинки, а потом углубился в чтение. Стал всерьез штудировать книгу, все больше и больше втягиваясь в артиллерийское дело.

В ночь с 7 на 8 мая прибыли в Сталинград. Поставили нас на путях возле элеватора, того самого, который через полгода войдет в историю войны. Здесь насмерть бились с фашистами бойцы морской стрелковой бригады. Нам объявили, что в Сталинграде эшелон задержится до вечера. В продпункте впервые с момента отбытия из Краснодара нас накормили горячей пищей. Потом повели в агитпункт вокзала, где бригада артистов дала прекрасный концерт.

Война придала иную тональность давно знакомым и любимым мелодиям. Вспомнил мирную жизнь, свою любовь, друзей. Теперь все это казалось неповторимым, чудесным сном… Осталось еще много свободного времени. Пошел побродить по городу. Вышел на большую городскую площадь. Посредине ее снопом струек бил большой фонтан, окаймленный каменным бордюром. Вокруг его чаши, взявшись за руки, кружились в хороводе гипсовые фигуры пионеров. На другой стороне площади возвышалось многоэтажное здание универмага. Пройдет всего несколько месяцев и он тоже навсегда войдет в историю. В его подвале после разгрома своей армии сдастся в плен фельдмаршал фашистской Германии Паулюс.

По узким улочкам среди одноэтажных деревянных домов вышел к Волге. Она неспешно и величаво катила свои воды. Родная Кубань в сравнении с ней выглядела горным ручьем. Какая исполинская силища чувствовалась в раздольной реке, вобравшей в себя воды чуть ли не половины исконной Руси! Завороженный я долго не мог покинуть берег, не мог оторвать восхищенного взора от огромной массы воды, от медленно ползущих караванов барж, плотов, от пузатых танкеров, стоящих у причала, над которыми высились резервуары с нефтью. Таким остался в моей памяти город, который вскоре станет ареной кровопролитного сражения, переломившего ход войны.

Таким запомнился довоенный Сталинград — городгерой, который война смела с лица земли. Сталинград, выстояв, погиб, но воинская слава его переживет века. Жаль только, что город, воздвигнутый на руинах прежнего городагероя, не сохранил для истории свое прежнее бессмертное имя. Поздно вечером 8 мая наш эшелон покинул Сталинград. Теперь мы знали, что следуем в Москву. Конечно, не в саму столицу, а в какойнибудь населенный пункт около нее. Пошли быстрее. Останавливались только на продпунктах, где один раз в сутки получали миску горячей каши из концентратов, пайку хлеба, кусок сахара и сколько угодно кипятка. Выдавали и сухой паек — крепкие ржаные сухари.

После Сталинграда стали приближаться к фронту. Ближе всего он был возле узловой станции Грязи. На продпункте перед ней кормили нас поздно ночью. Нигде ни огонька, только внутри продпункта слабо мерцали керосиновые лампы, дававшие больше копоти, чем света. К концу ночной трапезы, когда самые быстрые едоки уже облизывали ложки и обрабатывали коркой хлеба опустевшие миски, послышался обвальный грохот близкого разрыва. Задрожала халупа, в которой находился продпункт, тревожно замигали керосинки. Все подняли глаза к темному потолку. В мгновенно воцарившейся тишине услышали удаляющийся гул самолета. Не было никаких команд, никто не бросился изза стола, оставив недоеденную кашу. Поужинав, возвратились в свои теплушки и двинулись дальше, так и не узнав, кто и куда сбросил бомбу.

Двигаясь в северном направлении, эшелон все больше обгонял весну. Под Рязанью, после кубанских белых мазанок непривычно сумрачными показались проносившиеся мимо города и деревеньки России. Какаято серозеленая плесень, как безнадежная тоска, покрывала бревенчатые избушки деревень, лежала на одежде и даже на лицах людей. До слез было жалко отощавшую за зиму лошаденку, надрывавшуюся в чертовой колдобине на проселке, выходящем к переезду. Лица женщин на перронах станций походили на образа великомучениц. На всем лежал отпечаток лишений и тягот сурового военного времени. Потянулись подмосковные леса. Глаз не отводил, любуясь красотой увиденного. Местами лес безобразили участки, огороженные рядами колючей проволоки, с охраной на вышках и прожекторами по углам. За проволокой бродили, как тени, угрюмые обросшие мужики в темных телогрейках…

Мы мечтали хоть краешком глаза посмотреть на столицу, но проехали ее поздно ночью в кромешной тьме. Часто останавливались, еле ползли. Возможно, двигались по окружной дороге. Рано утром 15 мая прибыли на станцию Подольск. Он оказался конечным пунктом нашего эшелона. На платформе батальон приняли новые командиры, которые нас больше не называли курсантами. Оборвалась последняя ниточка, связывавшая с покинутым училищем. Построили и повели колонну по длинному подъему в город. Все с интересом глазели по сторонам: на церковь с высокой колокольней над берегом реки, на большой чуть зазеленевший парк, на бревенчатые дома с резными наличниками. Перешли мост через небольшую речушку. Булыжная мостовая вывела за город. Навстречу шла колонна грузовиков, доверху загруженных ящиками.

Обе колонны — наша и автомобильная — шли по узкой дороге встречными курсами. На разъезженной и раскисшей дороге изпод колес автомобилей на наши серые шинели летели брызги воды и ошметки грязи. Пехотная колонна растянулась и утратила стройность. Я плелся в последней шеренге, погруженный в свои мысли. Машинально переставлял ноги, обходя бесконечные лужи. В однообразном рокоте моторов автомобилей, идущих навстречу, вдруг чтото насторожило и заставило оторвать взгляд от земли. Неожиданно вблизи увидел автомашину, направляющуюся прямо на меня. Инстинктивно отпрыгнул вбок, но увернуться от наезда не удалось. Автомобиль ударил меня крылом, свалил на землю и передним колесом переехал обе ноги, глубоко вдавив их в грязь. Видимо, водитель уже тормозил, потому что я успел выдернуть ноги изпод накатывающихся двойных скатов задних колес. Вскочил, не отдавая себе отчета, отбежал в сторону и оглянулся назад.

По телу побежали мурашки. Автомобиль, врезавшийся в нашу колонну, сбил и переехал еще несколько человек, и остановился с заглохшим мотором. Под ним бился в судорогах и истошно кричал солдат, которому переднее колесо наехало на грудь. Шофер в растерянности не мог запустить заглохший двигатель. Все бестолково суетились, бегали, искали у дороги случайное бревно, чтобы вывесить передок. В конце концов общими усилиями вызволили изувеченного парня изпод колеса. Грудь у него была раздавлена, вид его был ужасен. Он испытывал страшные муки. Окровавленного, стонущего солдата с сопровождающим отправили в госпиталь. Какая несчастная судьба выпала молодому кубанскому парню! Проехать тысячи километров, чтобы в первый день на подмосковной земле попасть под колеса случайной машины…

Вспомнилось, как однажды зимой во время пребывания в училище я был в составе почетного караула на похоронах воина, скончавшегося в госпитале от ран. Ритуал похорон был строг и прост. Деревянный, наглухо заколоченный гроб опустили в могилу, наполненную просочившейся водой. Сухо рванул холодный воздух нестройный троекратный залп. Комья мерзлой земли глухо забарабанили по крышке, и могильный холмик навсегда скрыл останки человека, покинувшего белый свет без слез и воздыханий родных и близких. Такова суровая судьба воина…

Н. ЛАВРЕНЧЕНКО, ветеран войны