Бронницкие НОВОСТИ

Александру Куприяновну (до заму­жества Кривошеину) хорошо знают многие бронничане старших поколений. В прошлом она – труженица советского тыла, ветеран труда и старший экономист бронницкой швейно-галантерейной фабрики. А ныне - просто пенсионерка. Моя собеседница не может без слёз вспоминать далекий и невыносимо тяжелый для их многодетной семьи довоенный период. Тогда, в 30-е годы, она вместе с отцом, матерью и четырьмя своими сестрами и братом жила далеко от наших мест – в деревне Шадрино, расположенной в Калманском районе Алтайского края.

Всего в их большой и дружной крестьянской семье было шестеро детей. Оба родителя моей собеседницы работали в одном из местных колхозов имени Куйбышева. Простым колхозникам, живущим на условные трудодни, тогда было очень непросто сводить концы с концами. И, чтобы прокормить своё потомство, надо было много трудиться на земле. Ведь питались все сельчане в основном со своих огородов. Но, как бы то ни было, и отец, и мать никогда не жаловались на судьбу и честно выполняли все свои обязанности.

– Мой отец, Куприян Сергеевич, был очень трудолюбивым, добросовестным и ответственным человеком, – вспоминает Александра Куприяновна. – Он по тем временам имел достаточно неплохое образование и при этом многое умел делать своими руками. Вступив в колхоз, папа сразу сумел проявить себя, и ему в дальнейшем доверили руководство большой животноводческой фермой. Там колхозники содержали не только свиней, крупный и мелкий рогатый скот – коров и овец, но и имели целый табун лошадей…

Всё это хозяйство требовало должной организации и присмотра. Так что обязанностей, хлопот и проблем у заведующего фермой было немало. Особо большой бедой для колхозного стада в те голодные годы являлись кражи скота и частые набеги местных волков. А вот с ночными сторожами хозяйству явно не везло. Многие любили выпить, а после этого ложились спать и теряли всякую бдительность. А матерые хищники темными ночами всякий раз находили свои лазы в амбары и заметно сокращали численность колхозного стада…

Именно пьянство и безответственность, по словам моей собеседницы, стали причиной конфликта Куприяна Сергеевича с одним из сторожей. Завфермой отругал и наказал его, нерадивого любителя спиртного, сильно напившегося во время ночного дежурства и проспавшего нападение волчьей стаи. В результате хищники загрызли сразу несколько овец. Понятно, что наказание за этот проступок было обоснованным и справедливым. А вот сам сторож оказался очень мстительным и пакостным человеком. «Я тебе покажу как обижать простого человека! Ты сразу со своего места вылетишь…», – злобно кричал он.

А после этого конфликта «обиженный» сторож сразу же написал донос на своего руководителя. В нём он не только исказил картину происшедшего, но и сам обвинил заведующего в том, что тот якобы перед дежурством отобрал у него ружьё. По словам доносчика получалось, что ему нечем было защитить стадо от напавших волков, и колхозу таким образом был нанесён серьёзный ущерб. Добавим, что сам факт подобного ложного доноса был тогда далеко не единичным. Классовую политику советского государства, как утверждают историки, негодяи нередко использовали для сведения личных счетов.

Ответная реакция местных властей на этот донос была очень быстрой. Куп­рияна Сергеевича арестовали и вместе с другими, попавшими под репрессии жителями, сразу же записали в «злостные сельхозвредители». История, к сожалению, совершенно привычная для тех лет. Но при этом, очень страшная своей обыденностью. Но почему же наверху, не разобравшись, поверили бесчестному пьянице-сторожу, а не его руководителю, члену партии, действительно, радеющему за народное добро?! Ответ на этот вопрос подсказывают сами реалии тогдашнего губительного для всех порядочных людей периода «Большого Террора».

Губительного потому, что порядочные люди не писали доносов на своих, даже не в меру строгих начальников, зажиточных соседей или удачливых друзей. Доносы писали, как правило, злобные и завистливые неудачники, лодыри и клеветники. Но вот беда: их кляузы и наветы тогда попадали, что называется, на благодатную почву. Страна в период «ежовщины» жила как большой военный лагерь, где шла непримиримая классовая борьба. Местные партийные власти и органы НКВД по спущенным сверху разнарядкам, без особого разбора избавлялись от многочисленных «врагов народа».

– Судя по всему, попал в многочисленные «расстрельные списки» и мой отец, – продолжает свой рассказ Александра Куприяновна. – Но мы, домашние, поначалу и по наивности думали, что власти во всём разберутся и отца вскоре отпустят домой. Однако, этому не суждено было сбыться… Последний раз я увидела папу, когда его вместе с другими арестантами отправляли из местного НКВД через наш сельсовет в Барнаул. Мы все вместе – с матерью, сестрами и братом, как узнали о времени отправки, сразу прибежали туда. Арестованных сельчан провели мимо под конвоем, и мы не смогли подойти. Только поглядели на отца издалека… А после отправки он словно в воду канул: ни слуху, ни духу… Даже его фотографий после обыска не осталось...Лишь спустя многие годы мой единственный брат Георгий, когда стал взрослым и самостоятельным, сумел узнать горькую правду о папиной участи. Когда в постсоветские 90-е открыли архивы, он отправил соответствующий запрос в органы и получил ответ, который хотя бы частично проливал свет на судьбу отца...

По словам моей собеседницы, после того, как в первых числах ноября 1937 года 49-летнего Куприяна Сергеевича увезли в Барнаул, он прожил там совсем немного. В образованной в том же году административной столице Алтайского края как раз был самый разгар борьбы с чужеродными советскому строю элементами: откровенными «врагами народа» всех мастей, заграничными «шпионами», злостными «сельхозвредителями» и т.п. В разряд последних, скорее всего, и попал заведующий колхозной фермой Куприян Кривошеин.

Как стало известно, в Барнаул тогда привезли сотни арестованных со всего края. Местные тюремные помещения не могли уместить всех репрессированных. Да и кормить их было нечем. Поэтому непримиримые и скорые на расправу краевые чекисты поступили с ними по сталинскому принципу: нет людей и нет проблем. Всех приговорили к высшей мере. Буквально в считанные часы арестантов группами, поочередно расстреляли у лесополосы, расположенной неподалеку от городской черты. Причем эта была далеко не первая и не последняя партия казненных. Теперь на этом месте установлен памятник жертвам политтеррора.

– Только через десятилетия нашей семье стали известны чудовищные подробности того, как бесчеловечно жестоко обошлись с моим отцом и другими людьми, арестованными и доставленными в Барнаул в тот период, – со слезами на глазах рассказывает Александра Куп­рияновна. – Как мне рассказывали, приговоренных к смерти привозили к месту исполнения приговора на крытых грузовиках. Потом ставили вдоль кромки длинного рва и давали по ним длинную очередь из пулемета. И так оперативно, уже привычным, отработанным способом, подводили и расстреливали одну группу арестантов за другой. Казнь продолжалась до тех пор, пока ров до краёв не наполнялся убитыми людьми. Дальше отводили уже к другому, заранее выкопанному рву… При этом палачам было всё равно: сразу ли умирали люди от полученных ран или агония продолжалась еще какое-­то время… А ещё говорили, что, когда очередной глубокий расстрельный ров наспех засыпали, земля на нем ещё долго шевелилась, и кое-где из неё темными ручейками струилась кровь казненных...

Вот так трагически закончил свой недолгий жизненный путь ни в чем не повинный алтайский колхозник, навсегда сгинувший по ложному доносу. В результате многодетная семья Кривошеиных осталась без кормильца, а его вдове и шестерым детям в буквальном смысле пришлось выживать… От голода их спасали домашняя живность и огород. Помогали вдове Вере Гавриловне и детям-сиротам односельчане. Ведь доброжелательного Куприяна Сергеевича никто в деревне не считал «сельхозвредителем» и, тем более, «врагом народа». Дочь рассказывала о том, что вдобавок к основным обязанностям, он мастерски выделывал валенки, которыми обеспечивал многих жителей. А еще мастеровитый колхозный животновод изготавливал для жителей Шадрино незаменимые в зимний период матрасы-«потники» из овечьей шерсти, которые в многодетных алтайских семьях стелили прямо на полу... Вот такого замечательного работника безвинно погубила тогдашняя власть...

К сожалению, подобная несправедливо жестокая участь постигла в то время миллионы простых крестьянских семей. Судя по обнародованным в постсоветский период документам, только на Алтае в период массового политического террора 30-х годов были репрессированы в общей сложности более 150 тысяч жителей края, из которых почти 16 тысяч человек расстреляны без суда и следствия. Так что до сих пор к памятникам жертв сталинских репрессий в дни поминовения всегда приходит немало людей. И потому там особенно горестно и пронзительно звучат слова знаменитого стихотворного реквиема известной советской поэтессы Анны Ахматовой: «Звезды смерти сияли над нами, и безвинная корчилась Русь под кровавыми сапогами и под шинами «черных марусь».

Но как бы то ни было, справедливость (пусть через многие годы) всё же, наконец, восторжествовала. Незаконно, по ложному доносу обвиненного «в сельхозвредительстве» жителя д.Шадрино К.С.Кривошеина, 1888 года рождения, репрессированного 5 ноября 1937 года и приговоренного тройкой УНКВД Алтайского края, к высшей мере наказания, судя по представленным документам, реабилитировали 1 марта 1960 года по решению Алтайского краевого суда. Соответственно были реабилитированы и все члены его семьи, и сама Александра Куприяновна. Сегодня она уже не имеет претензий к ушедшему в небытие советскому строю. А за репрессированного отца получает небольшое денежное пособие к пенсии…

Продолжая рассказ о судьбе моей собеседницы, надо сказать, что она, повзрослев, выучилась на бухгалтера-­экономиста. И прочно утвердившись в своей нужной обществу профессии, сумела стать достойным, уважаемым человеком. Прежде добросовестно трудилась в родных краях, а в дальнейшем, выйдя замуж за кадрового офицера Пет­ра Степановича Спирягина, в конце 50-х вместе с ним оказалась в нашем городе. Её супруг, инженер-полковник многие годы, до самой своей кончины, руководил конструкторским отделом 38-го Опытного завода, а сама Александра Куприяновна не одно десятилетие плодотворно трудилась в коллективе Бронницкой швейно-галантерейной фабрики. Впрочем, об этом периоде её большой и содержательной биографии мы расскажем отдельно.