Военные Бронницы. Июнь сорок первого года
0
6399
В июне 1941 года бронницкому мальчишке Алешке было всего 7 лет. Сегодня известного многим горожанам краеведа, фотокинодокументалиста 21 НИИИ Алексея Алексеевича ЛАТРЫГИНА уже нет на этом свете. В нынешнем году коренному горожанину, у которого прадеды, деды и родители жили в Бронницах, которого земляки называли бронницким летописцем, исполнилось бы 88 лет. Алексей Алексеевич был постоянным автором «БН», его статьи публиковались, можно сказать, с самых первых номеров. Однако, в последние годы своей жизни уже не мог, как прежде, приносить свои рукописи в редакцию: сильно подводило зрение. Эти строки родились в нашей редакции из магнитофонной записи его воспоминаний, посвященных военному периоду в жизни, его семьи, знакомых горожан.

В них нет пафоса, статистики и обобщений. Они просто о том времени, увиденном глазами любопытного ребенка и осмысленного спустя десятилетия уже взрослым, зрелым умом немало повидавшего человека... Простой жизненный смысл этого латрыгинского «путешествия в обратно» можно понять, немного изменив строки из известного стихотворного монолога поэта-шестидесятника: «И по памятному следу (кто меня вернет?!) я без пропуска уеду в сорок первый год! В сорок первом угадаю, там, где (боже мой!) будет мама молодая и отец живой...»

– Наш город не стал прифронтовым в настоящем смысле этого слова, но дыхание войны все жители почувствовали уже в самый первый день. Деревянный дом на улице Красноармейской, на берегу Бельского, в котором жила наша семья, находился рядом с воинской частью. Там, судя по всему, размещалась часть кадрированного артиллерийского полка. А неподалеку, в здании бывшего конного завода (корпус А) размещалось подразделение известных многим красноармейцам офицерских курсов «Выстрел». Свою территорию от нашего участка военные отгородили проволокой. Но мы вместе с соседской детворой все равно часто смотрели через эту перегородку за тем, что происходило у армейских соседей.

Тревогу 22 июня у военных объявили с самого утра. И я, как и многие местные ребятишки, сразу заметил, как на территории части вскоре забегали солдаты в полном боевом снаряжении: с «трехлинейками» и скрутками шинелей за плечами. Видимо, сюда уже поступили приказы командования, и воинские подразделения сразу начали готовиться к срочной передислокации в назначенное место... Немного позже весть о германском нападении стала известна и всему гражданскому населению. К двенадцати часам мы вместе со взрослыми, поспешили к единственному в городе громкоговорителю с квадратным «раструбом», который висел на столбе у нынешнего универмага «Юбилейный». Там все собравшиеся услышали речь Молотова, который сообщил, что немецко-фашистские войска вероломно, без объявления войны вторглись в пределы СССР и жестоко бомбили многие советские города...

Мы, мальчишки, тогда, конечно, не могли понять весь ужас случившегося... Но мой отец, Алексей Константинович имел уже солидный жизненный опыт, и сразу осознал, что впереди нас ждут многие большие и малые беды. В том числе самая страшная из них – военная голодуха. Чтобы в будущем хоть как-то прокормиться нашей семье на тот случай, если его призовут на фронт, он решил, не мешкая, прикупить дойную телку (на корову денег не хватало). А когда она замычала у нас во дворе, сразу встал вопрос: где запастись сеном? Ближайшая речная пойма была занята под полигонное хозяйство курсов «Выстрел», и там траву косить не разрешали. Папа договорился о покосе на лугу у речки Велинки со своим давним знакомцем-мельником. И в один из дней конца июня, когда отец возвратился с работы, мы запрягли лошадь и на телеге и отправились к мельнице.

А к вечеру, нагрузившись свежескошенным сеном и возвращаясь домой, надолго застряли рядом с велинским мостом, у дороги. По ней сплошным потоком, очень медленно (наверное, со скоростью не более 10 км/час) и с потушенными фарами двигались «полуторки». До сих пор помню, какое это было странное, непривычное для меня зрелище: бесконечная, теряющаяся вдалеке в опускающихся сумерках, вереница автомашин, которые своим ходом перегоняли в сторону фронта... Мы простояли у дороги почти всю ночь и, наверное, тогда я стал понимать, что в наш привычный, размеренный бронницкий быт вошло что-то новое, необычное, чего мы прежде не знали и не видели...

И хоть время было военное, 1 сентября, я как и все мои одногодки, пошел в первый класс «красной» школы. Хотя к осени над Бронницами уже вовсю летали вражеские самолеты бомбить Москву и соседние города. Гул подлетающих «юнкерсов» был слышен издалека. Бомбили и станцию Бронницы, Раменское, Жуковский. А в районе Белых Столбов немцы даже пытались выбросить авиадесант... В нашей округе размещались части противовоздушной обороны (ПВО), которые противостояли рвущимся к столице бомбардировщикам. И те, натыкаясь на плотную завесу огня, иной раз, разворачиваясь, сбрасывали свой бомбовый запас на зенитчиков. Доставалось и нам, горожанам. Земля от близких взрывов, казалось, ходила ходуном, и многие бронничане подолгу скрывались в своих, загодя вырытых, примитивных домашних бомбоубежищах.

Помню, когда были ночные авианалеты, мать сразу поднимала нас, брали с собой «коптюшки»(баночки с керосиновым фитильком) и прятались в выкопанной во дворе яме. И перед нашей школой тоже вырыли глубокую траншею, где мы прятались, если воздушная тревога заставала на занятиях. О ней нас предупреждал школьный звонок и все ученики должны были быстро выбежать из класса и укрыться в траншее. «Если летят бомбить со стороны Рязани, прижимайтесь к этой стене, а если с запада – вот к этой…», – всякий раз наставляла нас учительница. Хотя я помню: из любопытства часто высовывал голову из траншеи. Иной раз немецкие летчики-разведчики кружились прямо над самыми крышами, и мне удавалось разглядеть даже их головы в летных шлемах…

Случалось, пролетающие самолеты открывали стрельбу по скоплениям людей, сооружающих противотанковые барьеры на берегу Москвы-реки, работающих на переправе либо у дорог... А однажды я увидел огромные языки пламени над горящими стогами у речной поймы. Сброшенные туда зажигательные бомбы тогда уничтожили почти весь запас заготовленного на зиму сена... Из-за угрозы ночных бомбежек всех жителей города заставляли делать светомаскировку. Окна во всех бронницких домах по вечерам, когда включали электроосвещение, должны были плотно занавешиваться. Если у кого-то просачивался свет, хозяев штрафовала специальная комиссия...

А еще мы, жители, на все оконные стекла крест-накрест наклеивали толстые бумажные полосы. И надо сказать, это помогало: стекла от ближних бомбовых ударов не разлетались вдребезги... Запомнилось мне и то, что в сорок первом у нас, в Бронницах, организовали истребительный батальон. Те из взрослых мужчин и парней, которые по той или иной причине не попали на фронт, служили здесь: дежурили на постах и на колокольне, ходили в патрули, ловили дезертиров... Мой отец до призыва в действующую армию даже был там командиром взвода. Он, как сержант, обучал молодежь тому, как пользоваться оружием.

В первые массовые призывы, когда объявили всеобщую мобилизацию и на фронт стали призывать все мужское население, отец не попал: нас, малолетних детей, в семье было четверо, а он – один кормилец. Не все из того быта сохранилось в моей памяти, но помню, каким домовитым и хозяйственным человеком был мой папа. Он все время что-то делал по хозяйству, ремонтировал, чинил… Но при этом всегда находил время для нас с мамой, заботился, чтобы у нас было все самое необходимое…

Первую призывную повестку папа получил в конце декабря 1942 года за два дня до Нового года, у нас в доме на улице Красноармейской собралась вся родня, чтобы проводить его на фронт. Судя по тому, что мне рассказали старшие, зима тогда была снежная, все окрестные дороги замело. А отцу надо было дойти до ст.Бронницы и там сесть в воинский эшелон, номер которого был указан в повестке. Дорога на ж/д станцию шла по месту, где сейчас мост через Москву-реку. Летом там была паромная переправа, а зимой приходилось идти пешком по льду. Еще с папой на фронт призвали одного парня с ул.Красной, и они договорились, что добираться будут вместе. Я пошел на проводы с мамой, и меня до реки везли на салазках. Поезд разбомбили германские самолеты, так что новобранцам пришлось вторично уходить на фронт в начале января 1943-го…

В то время я еще не мог знать, что уже через несколько месяцев, он, как и многие, новобранцы того года будет убит в жестокой битве на Курской дуге... Я тогда еще не догадывался о том, как тяжело будет матери после его ухода, как трудно нам будет прокормить нас, имея только скудные карточные пайки, телку и несколько фруктовых деревьев на дворовом участке...

Со времени той давней войны прошли десятилетия, давно постарело поколение бронничан, встретившее июнь сорок первого малолетними школьниками... Но я до сих пор, вспоминая ту тяжелую пору, благодарю своих отца и мать за то, что научили нас стойко переносить военные тяготы, выживать на скудном пайке, используя «подножный прикорм». Я и сейчас могу назвать до полусотни наименований различных трав, ягод и злаков, которые в голодное военное лихолетье мы употребляли в пищу…

Впрочем, как бы ни было трудно, наш город и мы, бронничане, все равно продолжали жить и выживать, занимались повседневными делами, работали, ходили в школу, вели своё домашнее хозяйство... А самое главное – всем, чем могли, помогали фронту и твердо верили в победу над врагом. Хотя до нее тогда было еще четыре долгих года...
Воспоминания записал Валерий НИКОЛАЕВ
Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий