ЗАПИСКИ ИЗ ПРОШЛОГО ВЕКА
0
1840
(Продолжение воспоминаний бронницкого старожила Льва ГОРЕЛЬКОВА. Начало в № 49 от 6 декабря 2018 г. и № 1-2 от 10 января 2019 г.)

Помню, что 22 июня 1941 года, ранним утром, из Бронниц в Москву отправилась экскурсионная группа пионеров, в составе которой находился и я. Конечная цель нашей поездки – парк Сокольники. Ехали туда на открытых полуторках, а сидели в кузове на досках – от борта до борта. Добирались долго и до столицы, и до самого парка. А там сразу с интересом стали ходить по разным аттракционам и смотреть на всё, что нас окружало...

Вскоре заметили, что ближе к середине дня взрослый народ стал собираться у репродукторов, висевших на столбах. Оттуда голос Молотова сообщал о вероломном нападении гитлеровской Германии и начале войны. У кого­то из слушающих на лицах была тревога, но многие отнеслись к этому страшному известию довольно спокойно. Ибо в то время были убеждены, что наша славная Красная Армия очень быстро погонит вероломных германцев прочь и скоро будет воевать на чужой территории. Причем, «малой кровью, могучим ударом», как исполнялось в популярной тогда песне… Обратно из столицы возвращались по железной дороге с Казанского вокзала. На железнодорожную станцию Бронницы прибыли ночью, заночевали на вокзальчике. Я там спал на подоконнике, а домой вернулись только на следующий день...

А уже через месяц начались вражеские авианалеты на Москву. Мы часто видели немецкие бомбардировщики, летевшие к столице. В куполе бронницкой колокольни сняли несколько листов обшивки для наблюдения за воздушной обстановкой. Тогда же была разобрана церковка Святого Романа на окраине села Федино, которая расположена на другой стороне Москвы-реки. Разобрали церковь потому, что начальство считало, что она является ориентиром для немецких самолетов. Все жалели эту церковку, так как она была очень красивой. Я позднее вычитал, что она была настоящим шедевром русского зодчества. Еще помню, местные жители говорили о том, что немцы сбросили огромную бомбу в окрестности деревни Старниково. После воронка от взрыва наполнилась водой и превратилась в озеро.

У меня лично был свой наблюдательный пункт: прямо рядом с местом жительства. Напротив террасы нашего дома росла соседская ветла огромных размеров. Во время налетов германской авиации я залезал на самую высокую ветку и наблюдал всполохи от взрывов авиабомб со стороны Москвы. Однажды, как мне показалось, только на мгновение заснул на ветке, оступился и стал падать, но успел ухватиться за ствол. Помню, что очень испугался, и после этого происшествия больше не стал лазить на это дерево.

В самом начале сентября первого военного года мы, как и прежде, пришли в школу. Но учиться не пришлось: нас сразу отправили убирать картошку. Меня с товарищами послали в село Заворово, которое расположено в километрах десяти от Бронниц по дороге на Никоновское. Помню, ели и спали в местной церкви. Сейчас эта церковь восстановлена, действует. К слову, бронницкие жители, бывало, приглашали заворовского попа для отпевания покойников. Говорили, что его услуги обходятся дешевле...

А еще запомнилось, что в конце сентября я пошел по грибы вдоль дороги, ведущей к деревне Дор. Вижу: ко мне навстречу идет по тропинке невысокого роста бородатый мужчина. Одет он был в дореволюционный наряд – сюртук, косоворотку и сапоги. Я не сразу, но догадался, кто идет. Это был известный руководитель русского народного хора Ярков. Выступления этого хора часто передавали по радио. Я поздоровался с ним. Он мне ответил как-то отстраненно. Видимо, он находился во власти собственных чувств после посещения родных мест.

В середине октября, когда немецкие войска приближались к Москве, нервы у моей матери и сестры Маши сдали. Тем более, что в Бронницах начали распространяться слухи о том, что с приходом немцев всех городских «красных» активистов повесят на столбах. А мать моя считалась настоящей советской деятельницей. Она в свое время даже встречалась с Кларой Цеткин – учредительницей Международного Дня 8-е марта. Маша пошла в райвоенкомат за разрешением на эвакуацию, и ей, жене офицера, его дали. Мы эвакуировались и два года жили в Средней Азии.

В Бронницы мы вернулись только в середине августа 1943 года. Приехав, я сразу пошел в среднюю («красную») школу. Но тогдашний директор Николай Георгиевич Соболев мне сказал, чтобы я пришел на занятия в конце сентября. Ибо все старшие классы вывезли на полевые работы. До начала школьных уроков основным моим занятием стало хождение по грибы вместе с младшей сестрой Тамарой. Наш основной маршрут пролегал тогда от Бронницкого леса до Панина вдоль шоссе.

Когда старшеклассники вернулись и занятия начались, я явился в школу. Меня направили в класс к прежним товарищам, с которыми я учился с первого класса. Перед началом занятий все собрались во дворе школы, оживленно разговаривали. Вдруг я увидел, что со стороны д.Меньшова к нам приближаются три девушки. Мне сказали, что это Катя Табакова, Тоня Киселева и Захаровна. Так звали в школе Елену Батракову, мою будущую жену.

Все учителя для меня были новыми. В процессе учебы, в девятом и десятом классах, некоторые из них оказали на меня большое влияние. Вот некоторые из этих учителей. К примеру, Константин Васильевич Князятов (по кличке «Кис Василич») происходил из купеческого сословия. Преподавал он химию, но не преподаванием этого предмета он мне запомнился. У него с дореволюционных времен сохранилась большая коллекция репродукций картин известных русских художников из Третьяковской галереи. Эту коллекцию наш химик вывешивал в зале на 2-м этаже школы. А на переменах ходил с указкой и рассказывал об этих полотнах всё, что знал. Мне такие экскурсии чрезвычайно нравились.

Возможно, поэтому я уже в мои студенческие годы часто ходил вместе со своими товарищами-фронтовиками на экскурсии в Третьяковскую галерею и в музей Изобразительных искусств имени Пушкина. Эти посещения были специальными – для фронтовиков выделялись лучшие экскурсоводы. А время экскурсий выделялось таким, что посетителей практически не было... В течение последних двадцати лет работы я нередко бывал в командировках в Свердловске (ныне Екатеринбург). И почти каждый раз, несмотря на лютые морозы, посещал местную художественную галерею, имевшую интересную коллекцию картин, включая и передвижников.

Наша учительница русского языка и литературы Сугак, эвакуированная из Украины, научила писать сочинения. На «отлично» я написал сочинение не только на выпускных экзаменах в школе, но и на вступительных экзаменах в МЭИ (Московский энергетический институт). Высшую оценку по сочинению получил я один. Это помогло мне набрать проходные 17 очков и попасть на самый престижный факультет этого института – радиотехнический. Тема сочинения была «Почему я хочу стать инженером». В нем я удачно использовал образ Фауста из одноименного произведения Гете и, естественно, коронную фразу умирающего Фауста: «Продлись мгновенье – ты прекрасно!»

Вспоминая о школе того военного периода, скажу и о том, что у нас, старшеклассников, в ту пору были большие уроки военной подготовки. Они, как правило, сводились к шагистике и изучению трехлинейной винтовки Мосина. А вот девушек усиленно готовили в санитарки. Их обучал Михаил Александрович Амосов – отличный хирург, а до войны – главный врач Бронницкой больницы. А его жена Зоя Ивановна работала там медсестрой-акушеркой.

Его сын Михаил учился со мной в одном классе, и мы дружили. Я часто заходил к Амосовым. Жили они на территории больницы в казенной квартире. Как-то, когда я зашел к ним, Михаил Александрович в то время обедал. Он сразу увидел у меня сильно опухшую ладонь левой руки и сказал, чтобы я не спешил уходить. Пообедав, он пригласил меня к себе в больницу, якобы для того, чтобы показать кабинет. А сам взял мою руку, незаметно за разговором вонзил острый ланцет в мою ладонь, из которой хлынула кровь с гноем. Он сказал, что у меня флегмона, и велел медсестре поддержать меня, чтобы я не упал. Мне продезинфицировали, перевязали рану и велели прийти на перевязку. К слову, шрам от этой мгновенной манипуляции сохранился до сих пор.

Самой приметной личностью в школе, да и во всем городе, был директор «красной» – Николай Георгиевич Соболев. В те времена ему было порядка 45 лет. Ходил он в полувоенной форме – френч, брюки-галифе, хромовые сапоги. На голове – ермолка. Выправка – военная. Преподавал он физику. Кроме того, обучал танцам на втором этаже школы. На уроках физкультуры иногда показывал, как надо крутиться на турнике. Много лет спустя, уже будучи дипломированным инженером-оборонщиком, я зашел к нему и подарил с дарственной надписью описание моего первого несекретного изобретения.

В нашем классе у меня со всеми были хорошие отношения. А вот друзей было только двое – Николай Крупнов и Михаил Амосов. Помню, резко выделялись своим вызывающим поведением в классе двое: Василий Исаев – отец у него был главным чекистом в городе, и Римма Зотова – отец у нее был начальником бронницкой милиции. Остальные вели себя гораздо скромнее. Скромным являлся и я, пока меня не выбрали секретарем комсомольской организации школы, а потом и членом райкома комсомола. Но все по порядку.

После окончания девятого класса всех ребят из класса, которые появились на свет в 1927 году, забрали в армию. Меня же, родившегося в 1928 году, оставили до следующего года. Впрочем, и я не избежал армии, но служил всего один месяц. Военкомат отправил меня на военные сборы в Орехово-Зуево. Рядом с городом, на окраине соснового леса, находился военный городок, состоящий из многих землянок и стрельбища. В 1942-43 годах здесь готовили солдат для отправки на фронт. В сущности, военные сборы в 1944 году шестнадцатилетних ребят и были подготовкой к отправке на фронт.

От пребывания на сборах я запомнил только два момента. Первый – это то, что в одном взводе со мной был Оболенский – самый настоящий потомок князей. Внешний вид его был по-настоящему благородный, не то что у остальных, простых людей. Держался он, как все, но обращались к нему, называя князем. И наши командиры, военнослужащие, называли его так же.

И второй памятный момент. В конце сборов у нас состоялась игра – ночной бой. Наше подразделение занимало оборону. Но, когда этот учебный бой начался, командиры, бывшие фронтовики, приказали всем лечь на дно окопа и стрелять лежа. Оказалось, что наступающие использовали не холостые, а настоящие боевые патроны. Некоторые пули были трассирующими… Утром нас построили, а фронтовики устроили обыск и нашли кучу боевых патронов. Их привезли некоторые ребята. Что сделали с этими нарушителями, я не знаю, так как нас побыстрее отправили домой.

Когда вернулся со сборов в Бронницы, отдыхать не пришлось. Меня вызвали в райком комсомола и велели возглавить бригаду молодежи для помощи отстающему колхозу в деревне Соколово-Хамьяново, что рядом с Заворовым и Косякиным. Причиной создания такой бригады было появление в центральной прессе сообщения, в котором говорилось, что в Московской области есть комсомольская бригада, помогающая отстающим колхозам. Наши вожди решили, видно, не отставать. Сколько народа было в моей бригаде, я точно не помню, но, в основном, это были учащиеся старших классов нашей школы.

Поручили нам вычистить картофелехранилище в селе Заворово и напилить в Бояркинском лесу подпорок для шахт. Я лично, кроме участия в этих работах, занимался пропашкой картофеля и косьбой. А вечерами колхозная молодежь вместе с нами собиралась на посиделки, танцевали и пели разухабистые народные частушки.

Позже, на районном партийном собрании в бронницком клубе, меня посадили в президиум собрания, а потом вручили Почетную грамоту «Отличник сельского хозяйства». А еще велели выступить с высокой трибуны и рассказать о проделанной работе. После моего выступления председатель РИКа Сунгуров, в недалеком прошлом деревенский мужик из-под Велина, спросил меня, не сын ли я Андрея Афанасьевича. Я ответил: «Да». На этом моя колхозная эпопея и закончилась.

Учеба в десятом классе сопровождалась тратой времени на заседания в райкоме комсомола и на свидания с моей будущей женой Еленой. Чтобы выйти из положения, я запоминал условия задач по математике и физике. Потом, сидя в райкоме или идя на свидания, я в уме решал задачи. Когда приходил в Меньшово, задачи были уже решены. Развитая таким образом память сыграла для меня в студенческие годы двоякую роль. Положительную – при изучении политических наук (марксизм-ленинизм, философия, политэкономия), и отрицательную – при изучении точных наук. Я раньше успевал запомнить материал, чем понять его по существу. Осознав это, я с третьего курса не позволял себе запоминать материал, а старался разобраться в нем. Такая самодисциплина привела к тому, что на последних курсах я был в числе лучших студентов.

Самым ярким событием моей учебы в 10-м классе, конечно, был день Победы – 9 мая. Услышав по радио радостную и долгожданную весть, народ высыпал на улицу. Вся центральная площадь перед собором и Советская улица были заполнены. Крепко выпившее бронницкое начальство влезло на трибуну, стоявшую у библиотеки, и начало выкрикивать лозунги: «Да здравствует 1-е мая, праздник трудящихся!». Несмотря на всю абсурдность их выкрикиваний, народ отвечал радостным «Ура!». Я придумал для себя следующее объяснение такого поведения начальства. В советское время лозунги формулировались на самом партийном верху и публиковались в газете «Правда». Учитывая, что лозунгов к 9-му мая в газете не было, то начальству ничего не оставалось, как выкрикивать лозунги от предыдущего праздника.

Весь победный праздник я гулял со своим классом по Советской улице допоздна. Когда стемнело, произошло трагическое событие. Пьяный шофер, ехавший по улице, ударил бортом своей полуторки в висок одной из учениц нашего класса и убил ее. Через некоторое время мы хоронили ее всем классом.

Сдача выпускных экзаменов на аттестат зрелости, учрежденный в 1945 году, прошла для меня просто и незаметно. Впрочем, как и сам выпускной вечер. После окончания школы я съездил в Москву, сдал документы в МЭИ, взял необходимые документы о приемных экзаменах и вернулся в Бронницы. Впереди у меня были годы студенческой учебы и многолетняя работа на оборонных предприятиях. Но это была уже другая – не бронницкая история мой жизни.
Текст обработал Валерий НИКОЛАЕВ
Назад
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий